На том берегу Волги тоже было немало строений, но их осаждающие не жгли: там разместился их главный лагерь. Со стены был хорошо виден поставленный на пригорке и окруженный шатрами других князей большой белый шатер великого князя Дмитрия. Возле него на высоком древке развевался желтый стяг с изображением святого Георгия Победоносца.

Правее, у моста через речку Тьмаку, будто вылизывая небо языками оранжевого пламени, факелом пылала стоявшая здесь сторожевая башня. Она была хорошо укреплена, и засевшая в ней полусотня тверичей успешно отбивала все приступы, покуда озлобленные столь упорным сопротивлением москвичи не подожгли ее, обложив предварительно сухой соломой. Черные фигурки защитников метались теперь на единственной стене, еще не охваченной пламенем, как муравьи, выползали из бойниц и прыгали вниз.

Самого кремля штурмовать еще не пробовали — мешал полыхавший вокруг огонь. Но к Волжским воротам, вокруг которых уже все выгорело, под прикрытием нескольких сот лучников теперь начали подводить законченные туры и таран. Однако князя Михайлу больше беспокоило сейчас другое: с западной стороны пламя бушевало у самых стен, от жара их глиняная обмазка местами растрескалась и начинала опадать — того и гляди загорятся городницы!

— А ну, Гаврила Юрьевич, — обратился князь к стоявшему рядом боярину Бороздину, — пойди-ка туда да пригляди… Вели поднять на стену, какие вблизи сыщутся, чаны и кадки да подавать наверх воду, чтобы, чуть где займется, тотчас и залить. На тебя полагаю.

Бороздин, поклонившись, ушел, а князь и остальные снова обратили взоры в сторону Волжских ворот. К ним по-черепашьи медленно, но неуклонно приближался огромный таран, подталкиваемый сотней воинов, скрытых под передвижным дубовым навесом, а по бокам двигались две туры, верхушки которых достигали уровня городских стен. Пока остановить их было невозможно, ибо катившие их люди были надежно защищены от стрел. Оставалось ждать, когда расстояние позволит проломить навес, прикрывающий таран, заготовленными наверху тяжелыми камнями, а туры попытаться опрокинуть, упираясь в их верхушки длинными шестами. На стене под личным наблюдением самого тысяцкого, боярина Тараса Шетнева, уже готовились к действиям: к тянувшемуся вдоль внешнего края деревянному заборалу подкатывали каменные валуны и бревна; четыре десятка дюжих молодцов стояли наготове с крепкими пятисаженными шестами — по четыре человека на шест; у бойниц заняли места воины в кольчугах и шлемах, вооруженные кто луками, а кто черпаками на длинных рукоятках, чтобы поливать осаждающих горячей смолой, которая тут же, на стене, кипела в нескольких железных котлах.

Москвичи со своей стороны придвинули шагов на тридцать к стене переносные щиты-заборала, готовясь из-за этого прикрытия поражать стрелами всякого, кто покажется наверху.

— Пойди, Афоня, скажи там, чтобы получше были готовы, — сказал Михайла Александрович находившемуся при нем сыну боярскому Коробову. — Тарас Никитич пусть прикажет, чтобы подали наверх десятка три соломенных снопов да побольше пакли. Как подойдут туры ближе, метать в них стрелы с горящей паклей да валить солому — авось подожжем.

— Тура что? — заметил боярин Вельяминов, сопровождавший князя. — Она хоть и присунется, пусть даже мост перекинет на стену, — людей с него посбрасывать не столь уж трудное дело. А вот ежели учнет эдакий таран бить по воротам, им, пожалуй, не устоять. Они у тебя как, княже?

— Дубовые ворота, обшитые железом, — ответил князь Михайла. — Все помышлял заказать литые, из цельного железа, да, вишь, не успел.

— Эх, Михайла Александрович, не гневайся, а только все у вас в Твери так… Прежде портков пояс покупаете, да не какой-нибудь, а золотом шитый! Ну, чтобы тебе сперва укрепить свой город, как подобает, а уж тогда поделать медные с серебром двери для твоего дворца и для Спасова храма да повыкладывать мрамолем полы? У Дмитрея не так.

— Думал я тоже каменный кремль поставить, да ведь времени не улучишь: всякий год война. Начнешь разбирать старую стену, новой еще не подымешь, а тут Москва и нагрянет!

— Вот она и нагрянула. И коли Тверь против нее не выстоит, сам знаешь, что будет.

— Небось выстоит! — бодрясь, ответил князь Михайла. — Людей и запасов в городе много, коли надобно будет, и месяц, и два продержимся. Но еще прежде того беспременно подойдет Ольгерд Гедиминович, а может, и Мамай на Москву ударит. Ачи-ходжа обещался о том просить.

— Дай-то Бог, чтобы так, — вздохнул Иван Васильевич, у которого скверно делалось на душе при мысли, что он может попасть в руки Дмитрия.

Между тем Коробов успел передать приказание князя, и вскоре со стены, над воротами, полетели стрелы, обернутые возле острия просмоленной и зажженной паклей. Но крыша тарана и обе туры были густо обмазаны мокрой глиной и не загорались. Орудия москвичей медленно ползли вперед, но, приблизившись к стене саженей на пять, вдруг остановились. До тарана, стоявшего прямо против ворот, теперь уже долетали со стены камни, но недостаточно тяжелые, чтобы проломить его крышу, — они отскакивали от нее, как горох, не причиняя вреда. До тур тоже нельзя было дотянуться шестами.

Так прошло довольно много времени. Осаждавшие не двигались с места, и только их лучники били снизу по бойницам, едва в них кто-нибудь показывался. На стене уже было несколько убитых и раненых — первых значительно больше: почти все бойцы были в кольчугах и единственным уязвимым для стрелы местом оставалось лицо.

— Что за притча? — промолвил наконец князь Михайла. — То не просто они остановились. Видать, чего-то ждут.

— Кажись, я знаю, чего они ждут, — отозвался Вельяминов, уже несколько минут не отрывавший глаз от берега. — Погляди сюда, княже: видишь, разбирают они поделанные утром лестницы? А вон, сбоку, угадываешь, что подымают?

— Вроде бы заборало, только больно уж велико…

— То не заборало, а другая крыша на таран! Вот как они ее сюда поднесут, он и пойдет вперед. Покуда мы ему первую крышу разобьем, они по воротам раза три ударить успеют, а после прикроются второй крышей, которая, видать, будет покрепче, да и доконают ворота! Много ли им, деревянным-то, надо? И туры придвинутся к стенам, когда подбегут воины с лестницами и повсюду разом полезут наверх, — ведь тогда, в сумятице, опрокинуть их будет куда труднее.

— Ах, дуй их пузырем! — вскричал князь Михайла. — И в самом деле? Но только не на таких напали. Беги вниз, Андрей Ярославич, — обратился он к стоявшему рядом воеводе Яхонтову, — готовь людей к вылазке. Сам поведу! Три головных сотни поставишь с копьями и мечами, а сзади две с топорами и с огнем. И при этих ты находись. Лишь оттесню москвичей, ты за нашими спинами круши и жги не мешкая все, что они тут понаставили. Да чтобы со стен не жалели стрел, когда мы ворота отворим!

Малое время спустя ворота распахнулись, и вырвавшийся оттуда отряд копейщиков разом кинулся на воинов, приставленных к тарану. Удар был так внезапен и стремителен, что в одно мгновение они были смяты и побежали. Михайла Александрович в вороненом немецком панцире и в шлеме с опущенным забралом, лично руководивший вылазкой, не давая москвичам опомниться, бросился впереди своих воинов на засевших за укрытием лучников и тоже обратил их в бегство. Преследованье продолжалось до самого берега, где все заготовленные осаждающими лестницы, щиты и запасная крыша на таран мигом были изрублены в куски.