Глава XXX

МУЖЕСТВЕННАЯ ВЕСТНИЦА

Река Северна разлилась, и вся ее обширная долина превратилась в сплошное озеро. Вплоть до самого Вурстера на севере не видно было берегов. Казалось, снова хлынуло в свое прежнее ложе когда-то шумевшее здесь, затем исчезнувшее море.

Город Глостер превратился в остров, и часть его окраинных домов оказалась под водой. Сообщение по улицам производилось на лодках. Все шоссейные дороги, соединявшие город с окрестностями, также были залиты водою на несколько футов глубиной.

Этот осенний паводок и был причиною того, что мистер Эмброз Поуэль не успел вернуться домой вовремя, то есть до нашествия роялистов на его родной Холлимид. Только накануне он узнал о падении Монмаутса, и его тотчас же потянуло домой к дочерям, остававшимся там без всякой защиты. Его остановила разбушевавшаяся река, и пока он нашел возможность переправиться через нее, прошло несколько часов. Встревоженный отец дорого бы дал, чтобы превратиться в птицу и перенестись на крыльях домой, где, как он чувствовал, его дочерям угрожает опасность. А когда ему наконец удалось быть почти в виду Холлимида, на него вдруг налетели солдаты королевской армии и, узнав, кто он, привели его к нему же домой как пленника.

Несмотря на то что к Глостеру не было доступа иначе как на лошадях, Уинифреда, эта отважная девушка, не испугалась бушевавшей воды и задумала добраться до города вброд и, если необходимо, даже вплавь. Лодку она не хотела нанимать, чтобы не иметь лишних свидетелей своей экскурсии.

На башне кафедрального собора в Глостере пробило девять часов, когда Уинифреда дошла до Хайнема и остановилась на берегу новообразовавшегося от разлива озера. Луна еще медлила с восходом, и было очень темно. Однако слабый отблеск ее лучей уже отражался в воде и давал возможность различать все, что было на водной поверхности, на расстоянии по крайней мере сотни ярдов. Благодаря этому рысьи глаза молодой фо-рестерки могли различить две линии растрепанных ивовых деревьев, вершины которых поднимались над водой. Эти линии обозначали то место, где пролегала затопленная шоссейная дорога.

Уинифреда не ожидала этого препятствия; обыкновенно Северна разливалась позднее. Но храбрая девушка не дрогнула и не подумала отступить назад, как сделала бы на ее месте каждая изнеженная горожанка. Да, пожалуй, и не всякий мужчина решился бы поступить при данных условиях так, как поступила эта безбоязненная и самоотверженная девушка. Разувшись и подобрав повыше одежду, она смело вошла в воду, которая сначала доходила ей до лодыжек, потом стала постепенно подниматься все выше и выше. Временами отважная форестерка попадала в полосу быстрого течения, которое чуть не сбивало ее с ног. Но, собрав всю силу своего духа и тела, она мужественно боролась и с течением, и с поднявшимся ветром, яростно вздымавшим волны и трепавшим отважную путницу. В ее больших темных глазах не было ни страха перед опасностью, ни упрека в душе тем, ради которых она подвергалась опасности.

Погруженная в холодные волны реки уже по пояс, Уинифреда продолжала храбро подвигаться вперед. Ее красивое энергичное лицо выражало спокойную решимость. Возвращаться назад она и не думала, хотя — повторяем — даже не всякий мужчина проявил бы такую твердость воли и такую готовность к самопожертвованию. В крайнем случае она могла броситься и вплавь, как не раз уже делала и раньше при подобных же обстоятельствах. Но пока надобности в этом при ее высоком росте еще не было. В одном месте смелая путница погрузилась было в глубокую размоину почти по самую шею. Но и это не испугало ее. Высвободившись из ямы, путница снова очутилась на ровной почве, залитой водою только по пояс. Еще немного времени, еще несколько усилий — и форестерка очутилась у высокого укрепленного моста, за которым на противоположном берегу белела массивная башня городского собора. Теперь всякая опасность миновала и, кроме того, была близка минута свидания с любимым человеком. Ради уже одного этого Уинифреда готова была бы переплыть хоть океан. Грудь ее дышала свободно и сердце радостно билось.

Как нарочно, Роб Уайльд и в эту ночь, как и в ту, когда Уинифреда приходила с братом в Бристоль, был на часах у тех ворот, через которые она могла проникнуть в город. Уайльд сразу узнал свою невесту, когда та попросила впуска, и по-прежнему были горячи объятия и поцелуи этих молодых людей, чувство которых было так же крепко и устойчиво, как их тела.

— Господи, кого я вижу?.. Мою Уини! — задыхающимся от радости голосом бормотал Роб, с бурной страстностью прижимая к своей могучей груди не менее могучий стан возлюбленной. — Что принесло тебя сюда? Какая еще беда заставила тебя перебираться через паводок?.. Бедная моя, измокла-то как!

— Это ничего не значит, милый Роб, — возразила девушка. — Лишь бы было сделано дело, по которому я пробралась сюда…

— Дело?.. Уж не случилось ли чего-нибудь у вас, в Руардине или в Холлимиде? — спросил встревоженный ее серьезностью сержант.

— Да, именно в Холлимиде и случилось очень нехорошее, — продолжала Уинифреда. — Положим, этого надо было ожидать, раз роялисты взяли верх в Монмаутсе… Слышал ты об этом или еще не знаешь этой новости, Роб?

— Об этом мы узнали еще третьего дня. Но о Холлимиде нам ничего не известно. Уж не нашествие ли…

— Да, вчера днем пожаловал принц Руперт с отрядом конницы. Солдаты в красных мундирах, в золотых галунах; кони у них — одно загляденье. Сам он весь в золоте, бархате, перьях да бриллиантах… Я послана сюда к сэру Ричарду с письмом… Догадываешься, от кого это письмо?

— Знаю, знаю! — кивнул головой сержант. — Значит, тебя надо немедленно вести к сэру Ричарду? Или, может быть, ты сначала пообсушишься и приведешь себя немножко в порядок? В таком случае я сейчас найду тебе помещение…

— Ах нет, Роб, какое уж тут обсушиванье! — воскликнула девушка, кое-как выжавшая воду из своей одежды еще на берегу, перед входом в город. — Дорога каждая минута! Если сэр Ричард не поспеет вовремя на выручку, то в Холлиммде бог