— Миш, может он не хочет этого?

— Не важно!

— Потому что так хочешь ты?

— Потому что он не выживет…  теперь. Если он на самом деле вырезал паспортный чип…

— Так и есть, его нет на мониторах в органах.

— Значит для того, чтобы выживать ему придется делать очень много глупостей. А это всегда криминал.

— Я чего-то не знаю?

— Он наркоман, Гриш.

— Это не новость, кто сейчас не наркоман?

Михаил задержал взгляд на собеседнике, решая, стоит ли продолжать.

— Мало ли таких, да вне закона. Петр умнее многих. И постоять за себя может.

— Ты не понимаешь, Гриш.

— Тогда объясни. Я знаю Петра не так хорошо, конечно, но его решения всегда взвешены. Если он исчез, значит, другие варианты оказались неприемлемы. И если не поставил тебя в известность, значит, не хотел. Это не дела конторы, Миш. Тебе придется объяснить, зачем искать человека, который не хочет быть найденным. Так, чтобы я понял и поверил. Иначе — извини.

— Он не просто наркоман. То, от чего умерла Ольга, он принимает пятнадцать лет. Как и еще длинный и красочный список всего, что можно вколоть, нюхнуть, закапать, намазать…  черт, я даже не знаю.

— Не выдумывай. У «терки» восемьдесят процентов — смертность, остальные двадцать остаются калеками. Срок жизни — два-три месяца. Петр не выглядит как…

— Гриш, очнись! Он второе лицо LPI и мой друг!

— Твои друзья бессмертны?

Михаил опустил глаза и затушил сигарету. Он собирался с минуту, но начал с приказа поисковику:

— Вика, закрой дверь. В нашей клинике на Минке отец создал отдел из лучших в то время специалистов, каких только смог найти. В довольно сжатые сроки они модернизировали то, что уже имелось на рынке, и доработали под наши требования имплантаты с фильтрами и нейтрализаторами. Петр три месяца провел в палате, но вышел оттуда…  элитным наркоманом, способным переварить и отфильтровать любой яд. Зависимость осталась, это не просто замена желез…  ему доставили новые, но наркота у него в сознании. На предотвращение последствий работает куча аппаратуры, как в теле, так и в клинике. Расходники фильтров требуют не такого постоянного внимания как еще лет пять назад, но все равно нуждаются в обслуживании. Сейчас все эти примочки уже не имеют ничего общего с тем, что поспешно дорабатывались пятнадцать лет назад.

— Так ты тогда взбесился не из-за смерти экономки матери, а из-за того, что тот гелик мог пролететь пятью километрами западнее, над домом Петра?

— У него нет денег, а оказавшись вне закона, не будет возможности получить их легально. Это раз. И ему нужно появиться в клинике…  я уточню, когда следующий период обслуживания. Это его отдел, у него отдельный бюджет, он не относится к LPI и питается со счета, который никто не посмеет тронуть. Кудасов получит все, что должен. Если только доберется до клиники. А для этого нужно, чтобы он был обеспечен всем, что ему необходимо. А это стоит дороже, чем воздух и еда.

Низкий голос Григория выдавал плохо сдерживаемые эмоции:

— Ты говоришь о том, что какой-то отдел разработал для одного среднестатистического наркомана аппаратуру, способную спасти и сохранить жизни миллионов людей по всему миру, и никто об этом не знает?

Михаил выдержал взгляд и снова закурил.

— Миша, ты не можешь не понимать…  этот отдел мог спасти…

— Я не хочу никого спасать! — оборвал Михаил грубо. — Ты нихрена в этом не понимаешь!

— Лучше бы ты признался, что в доле с наркодилерами.

— Так и есть, — Михаил поднялся, чтобы пройти к месту Петра у окна. — По факту так и есть, — повторил он. — Отец подавал заявки на патенты, пытался вывести на рынок, его быстро заткнули. Это другой контингент, они не «ставят в угол на двадцать четыре часа».

— Но если это так…  если это правда, ведь он остался наркоманом, где логика, почему?

— Потому что рынок поделен. Или мы занимаемся тем, чем занимаемся, или тихо гнием под землей.

— Продать технологии?

— Продать эти технологии? Благотворительностью мы тоже не занимаемся. Ни отец, ни я.

— Твою мать, Миша…

— Не надо пытаться увидеть во мне героя, Гриш. Я не собираюсь спасать жизни тех, кто не хочет жить.

Они молчали несколько минут. Михаил курил. Григорий буравил взглядом столешницу. Потом начальник СБ поднялся и тихо усмехнулся:

— Дорого же тебе обходится дружба, Миш. Теперь я понимаю, почему у тебя всего один друг.

— Ты найдешь его?

Коротко кивнув, Григорий покинул кабинет президента и спустился в операторскую.

Верблюдов появился через три часа. Его цветущий, практически искрящийся вид выдавал с потрохами.

— Верблюдов! — засмеялся Михаил, не в силах оставаться серьезным.

— Да, я такой! — раскланялся рекламщик в ответ. — Дверку можно прикрыть?

— Вика, прикрой, — попросил Михаил.

Когда дверь затворилась, рекламщик удивленно вскинул брови:

— А на этого секретаря тебе не так приятно смотреть?

— Садись уже.

— Знаешь, после того как ты продемонстрировал, почему не просил поисковик открывать и закрывать тебе жалюзи…

— Рассказывай.

— Хочешь сказать, что на вкус она оказалась не столь сладка, как на глаз?

— О чем ты?

— О твоей бывшей секретарше!

Михаил промолчал.

— Черт, я забыл! Ты же показывал эту девочку…

— Хватит, Верблюдов. Светская часть закончена. Рассказывай про Петра.

Тяжело вздохнув и опустившись на стул, Верблюдов мгновенно погрустнел и пожал плечами:

— За что его избили в отделении, я не знаю, но забрал я его…  думаю, я бы не встал после такого. Довез его до дома. Он сразу принял дозу, хромать почти перестал. Он…  — Верблюдов провел ладонью по лицу, — морду ему разбили на хрен. Ладно…  потом он завез Харлей в дом и пробил ему бак топором.

— Да ладно!?

— Слил бензин в кастрюльку, спустился в подвал. Я только потом понял, что он отвинтил газ. Потом вывез копию любимчика и попросил выгнать машину за ворота. Я уехал, а он подорвал дом.

— Сам?

— Да, сам.

— Почему, знаешь?

— Сказал, что «расплачивается по счетам».

— Твою мать, — Михаил зажмурился и прижал ладонь к глазам. — Но почему?

— Я не знаю, Миш.

— Спасибо, что приехал. Извини, не могу уделить тебе времени, как хотелось бы.

— Мне самому в офис надо, до встречи, — поднялся рекламщик, но замер, опершись на столешницу. — Слушай, я буду следить за твоим аукционом! Прикуплю себе какой-нибудь фетишек!