— Поясните, сударыня, никак не возьму в толк…

— Лучше я покажу вам. Поднимемся на стену.

— Вряд ли смогу идти.

Джоакин пошевелил ногой и удивился, почти не ощутив боли. Голень под бинтом пульсировала и свербела, но не рвалась на куски. Он встал с койки, осторожно оперся на раненую ногу — она выдержала вес. Джо сделал шаг, второй, третий…

— Можете, сударь, — улыбнулась Хаш Эйлиш. — Идемте со мной. Я хочу видеть ваше лицо, когда вы увидите это.

Замок кишел людьми. Тут было больше солдат, чем вчера, и даже больше, чем перед бунтом Ионы. Стены и башни пестрели лучниками, их полированные шлемы сверкали, как роса. Во дворе солдаты таскали бочки и складывали пирамидой на телеги, составленные перед воротами. Другие раскладывали костры под котлами со смолой, третьи по цепочке передавали на стены ведра с камнями.

— Нас что, штурмуют? Уже?..

— Нет, сир, только готовятся. Когда штурм начнется, он будет… любопытен.

Следуя за Хаш Эйлиш, он поднялся на стену. Попался под ноги солдатам, спешащим по приказу, уступил дорогу, столкнулся с лучником, выругался, с трудом нашел место, где никому не мешал.

— Взгляните, сир.

Он посмотрел в бойницу.

Между замком и ближайшими домами имелось ярдов двести чистого пространства. Посередине этого зазора стоял ряд столбов с телами иониных кайров, весьма уже отвратных на вид. За домами все дворы и переулки занимало северное войско. Тут и там поднимались к небу флаги и древки копий, слышались голоса и звон оружия. Однако увидеть врагов было невозможно: все просветы между домами загораживали щиты. Исключение составлял Купеческий спуск: главный путь, ведущий к замку, оставался открыт. По нему от стана северян к цитадели и обратно двигалась непрерывная цепочка людей.

То были уэймарцы в простых мещанских платьях, либо в гербовых рубахах городских стражников. Они носили мертвецов. Снимали со столбов трупы кайров, складывали в мешки и уносили, а на их место развешивали новые тела, свежие. Некоторые столбы уже сменили обитателей. Джоакин узнал двоих, хотя бургомистру недоставало рук и ног, а у шерифа вывалились внутренности. Цепочка носильщиков ползла и ползла без конца. Тел было много, слишком много. Им не могло хватить столбов, установленных графом. Потому вторая вереница горожан несла бревна и лопаты, копала ямы под новые столбы. Вокруг замка вырастал сплошной частокол, увешанный телами.

— Какое зверство!.. — вырвалось у Джо.

— Вы уже заметили, да?

Голос закатницы прозвучал жутко. Джоакин понял: нет, он еще не заметил того, что имела в виду Хаш Эйлиш. Он понял: лучше бы никогда в жизни этого не заметить. Но…

Одно из тел на столбах пошевелилось. Кайры не добили одного… Нет, двух. Трех… Джоакин присмотрелся, холодея до костей. Святые боги! На столбах висело лишь несколько трупов. Остальные тела принадлежали живым людям. Руками пленников северяне строили забор из других пленников. Складывали бревна с привязанными пленниками на телегу, скрепляли скобами, чтобы сделать таран. А еще — сколачивали осадную башню, обвязав ее основание живыми людьми… Все штурмовое оборудование покрывал слой живой плоти — броня, сделанная из добрых жителей города Уэймара. Мужчин среди них было мало — большинство мужчин носили и вкапывали бревна. Броня состояла из женщин и подростков.

— Я?.. — Просипел Джоакин, готовый задушить закатницу. — Это с-ссделал я?! Как вы с-с-смеете!..

— А кто же еще? Вы открыли огонь из Перста на мирных переговорах. Когда северяне почти уже помиловали и Льда, и горожан.

— Й-йа… я ис-сполнял приказ!.. — Заикаясь, выдавил Джо. — Они не признали ис-сстинного герцога! Они сс-солгали, что не узнают!.. Мне со Льдом пришлось… С-сука!

Хаш Эйлиш нежно тронула его плечо.

— Сир, не подумайте, что я вас обвиняю. Открывать врата — почетное и тяжкое бремя, достойное сочувствия… Я лишь хочу, чтоб вы осознавали свою роль.

Джоакин метался по замку, будто дикий зверь в клетке. Клетка, камера, каменный мешок, выхода нет — вот что он ощущал. Камень и сталь. Заперто. Не вырвешься, не сбежишь. Не уйти от того, что предстоит.

Пленники продолжают строить. Они — рабы, им некуда деться. На глазах у Джо двое пробовали сбежать. Стрелки северян всадили в каждого по болту. В живот, чтобы смерть была болезненной. Потому — строят. Ставят заборы, увешанные женскими телами. Прорезают амбразуры для арбалетчиков. Готовят тараны — три штуки: ударный и два запасных. Над каждым тараном навес — шевелящийся, плачущий. Засыпают ров мешками с песком, кладут настилы из досок. К доскам, конечно, привязаны пленницы — чтобы гарнизон не посмел сжечь настилы. Возможно, их отвяжут перед штурмом — или прокатят таран прямо по телам. Возводят осадные башни. Чтобы избежать лишнего веса, тут используют детей. На каждый ярус — по два-три мальца. Конечно, не сплошняком, имеются просветы. Но от выстрела Перста башня рухнет, погибнут все до единого.

Нет же. Я не стану! Ни за что!

Стоит июньская жара, солнце в зените. Живая броня страдает от жажды. Многие плачут, умоляют воды. Кайрам плевать. Как я мог сражаться за них во дворце?! Они не люди, они даже не волки!.. Но вряд ли кому-либо грозит смерть от жажды: завтра осадные орудия будут готовы, начнется штурм. Пленники погибнут от стрел, огня и плетей.

Ну уж нет! Только не я! Займу позицию во дворе и стану ждать, пока кайры ворвутся. Я перебью их всех уже тут, внутри. Четыре батальона — меньше пяти тысяч человек. Не так и много. За ту ночь мы со Льдом положили полторы сотни! Можно справиться. А не справлюсь — умру, но не сделаю ни выстрела по пленникам. Не дождетесь, твари!

Над станом северян поднимают плакат. Щит из черных досок с надписями белой краской: «Леди Иона Ориджин. Виттор Шейланд. Мартин Шейланд. Носители Перстов». Только это, ничего более, но посыл предельно ясен. Сказано воинам гарнизона: выдайте нам перечисленных людей, и мы отпустим пленников. Лица графских солдат становятся непроницаемы. Многих терзают сомнения: а если — да? У многих родня в городе. Кто-то видит на крыше тарана свою жену, дочь…

Джоакин бы тоже сомневался, если б не одно: честь бывает только у людей, а эти твари — не люди. О какой чести речь! Они подменили герцога актером, высмеяли законного наследника — настоящего героя. Они пустили женщин и детей на обшивку для орудий! Нельзя верить этим существам. Если отдать Иону и Персты Вильгельма — что помешает им вырезать весь город, как свиней? Лишиться двух главных козырей — и что потом? Надеяться на волчье милосердие?! Нет, не бывать!

Но каков тогда выход?..

Джоакин ощутил робкую надежду, когда его вызвали в кабинет графа. Возможно, Шейланд выдумает что-нибудь. За ним святая сила Предметов. Да помогут боги ему — и всем нам!

* * *

Граф Виттор встретил Джоакина и Хаш Эйлиш радушным кивком:

— Вы пришли ко времени, друзья мои. Располагайтесь.