вышла в зрительный зал наверху – достойное место для публичных мероприятий, с подушками на жёстких креслах и крутым подъёмом, хотя стены и отзывались на звуковой сигнал негромким эхом, а микрофон издавал пронзительный свист и треск. Вторая половина мероприятия уже началась. В зале было темно, но сцену освещали огни, и подойти к ней не должно было составить труда. Многие места так и остались пустыми. Чтобы не маячить, Кэти заняла первое же свободное место в проходе. На подиуме стояла дородная дама с крупной челюстью и тугим узлом седых волос – предположительно, миссис Рэнд; одета женщина была во всё розовое и говорила о сиротах. Очевидно, миссис Рэнд несколько задержалась, и теперь отклонилась от заготовленного текста, отважно неся отсебятину. Она говорила о «сиротских рейсах», которые подарили новую жизнь столь многим детям в самые последние часы той ужасной-ужасной войны, о рейсе № 75, с которым летела Кэти и который злой рок низверг на землю, как дракона; тут Кэти подумала, конечно же, не в первый раз, что на войне было нечто помимо одного лишь беспросветного ужаса. Война давала ощущение, поначалу жуткое, а в конце концов опьяняющее, будто уже в следующий миг вот-вот произойдёт что-нибудь диковинное, волшебное, потрясающее, будто из ткани этого вдоха вот-вот вырвется сама смерть, сбросит маску и неожиданно окажется союзницей; Кэти оплакивала неумолимый ход времени, сидя в самолёте «Си-5-эй Гэлакси», когда тот врезался в рисовые чеки, внезапно оказавшиеся твёрдыми, как скала, и слыша, как алюминиевый фюзеляж разлетается на острые, как мечи, осколки, – тогда она жалела только детей вокруг себя и печалилась только о том, что так и не сумела отнять их у войны; тогда сломанные ноги означали не шок или боль, а только горечь от того, что она не может помочь остальным. Миссис Рэнд представила публике трёх девочек с рейса № 75, в том числе амеразийку Ли: все они были в аозаях[143] и расклёшенных атласных брюках, прошествовали друг за дружкой сначала до левого края сцены, а потом до правого, неотразимо застенчивые и уравновешенные, духи, трепещущие в плотской оболочке, а после расселись по складным стульям так, чтобы была видна их обувь – чёрные туфли-лодочки на двухдюймовых шпильках. Миссис Рэнд повествовала о крушении самолёта, случившемся, по её словам, восемь лет назад почти что день в день (впрочем, по правде говоря, она промахнулась на месяц), – к её великому сожалению, одной из самых страшных авиакатастроф в истории: более чем половина из трёхсот детей и взрослых на борту – почти все из них, находившиеся в нижнем, грузовом отсеке и в большинстве своём младенцы до двух лет, отправились прямо в рай. Неисправность механизма. Кэти ещё не один год потом считала, что их сбило ракетой. Миссис Рэнд знала об этом несчастном случае больше, чем сама Кэти, и в красках расписывала последние несколько секунд, когда самолёт раскалывался на объятые пламенем куски, которые шипели, утопая во влажных рисовых чеках, в клубах дыма от горящего топлива. Кэти при ударе, должно быть, зажмурилась. Она помнила только звуки, в основном звук лопающегося металла – громогласную непереводимую фразу из множества скрежещущих согласных, шероховатых гортанных и величавых гласных, всех, каких только можно – А, Е, И, О, У: назойливую, ошарашивающую, гигантскую. Затем наступила всеобщая чёрная тишина, разрываемая мольбами, воплями и рыданиями, в том числе и её собственными. А ещё – детским смехом.

Девочки покинули сцену под тихие аплодисменты. Миссис Рэнд говорила о «Доме Макмиллана» и его усердных трудах, его прекрасных отношениях с правительством Вьетнама. Вместо того, чтобы слушать, Кэти готовилась к собственному выступлению: приятно видеть так много людей в зале, такого рода усилия требуют большего, чем одни только частные пожертвования, поэтому – государственные гранты и законодательство, поэтому – ваши конгрессмены, ваши сенаторы, а прежде всего – ваши сердца, подарить надежду на новую жизнь, громадная благодарность… нет, не так, основная тяжесть – на частных жертвователях, ежегодные издержки на почтовые расходы только для одного отделения могут составлять… прокорм одного голодного рта в течение года может превышать… нет, не рта, одного ребёнка, правильное питание для всего одного из этих славных деток может стоить около… здания и помещения, образование, ваша щедрость… нет, лучше так – образование как путь к выходу из бедности, ваша чистосердечная щедрость… нет, лучше так – кров, еда и тепло для юных тел, образование как путь к выходу из бедности, настоящая надежда на жизнь, которая только начинается, всё зависит от вашей непоколебимой, чистосердечной щедрости… или просто непоколебимой… Или просто чистосердечной… И да, жертвенность. Да-да, это я вам. Я не только о добросердечной щедрости таких людей, как мы с вами, леди и джентльмены, но и о нашей непоколебимой жертвенности. Сойдёт, пожалуй… Справа от неё в полумраке сверкнуло кольцо на пальце некоего джентльмена, подпирающего щёку рукой. Он закрыл глаза. Некоторые из мужчин ради этой пытки, возможно, впервые в сезоне отказались от партии в гольф. В лицах сидящих рядом женщин она видела живой интерес людей, старающихся не заснуть. Вот какой-то маленький мальчик глубоко засунул палец в ноздрю – да так и застыл, не предпринимая дальнейших действий. Сцена перед Кэти сплющилась, утратила какое-то одно из своих измерений, и по её поверхности заструился бессмысленный шум. Что-то назревало. Текущий момент, само его переживание казалось всего лишь тончайшей кисеёй, наброшенной на реальность. Она сидела в зрительном зале и думала: у кого-то здесь рак, у кого-то разбито сердце, у кого-то погрязла во грехе душа, кто-то ощущает себя голым и чужим, думает, что когда-то знал, куда идти, но никак не может вспомнить, чувствует себя беззащитным и одиноким, У одних в этом зале переломаны кости, у других сломаются рано или поздно, кто-то подорвал себе здоровье, поклонился собственной лжи, оплевал свои мечты, отвернулся от своих истинных убеждений – да-да, всем этим людям будет даровано спасение. Всем будет даровано спасение. Всем будет даровано спасение.

Примечания

1

Тямпуй – сушёный и засоленный плод одной из разновидностей сливы, растущей в Юго-Восточной Азии. (Здесь и далее прим. перев.)

2

Хоахао – ответвление буддизма, возникшее в 1939 году в южновьетнамской деревне с таким же названием. С самого возникновения отличалось радикализмом и склонностью к вооружённой борьбе.

3

Четыре благородные истины – базовые принципы буддизма, сформулированные буддой Шакьямуни: существует страдание; существует причина страдания – желание; существует прекращение страдания