политику, нравственность и все остальное. И даже нас, большевиков, людей одной партии, тоже разделяет, в конечном счете, отношение к народу… С трибун клянемся его именем, а в кабинетах делаем так, как нам удобно. Предпочитаем порядок, когда одни властно вещают, а другие смиренно внемлют. Кардинальный вопрос жизни партии будем решать в кругу партийных сановников, но только не с делегатами съезда, не с партийной массой, которую боимся. И человек в итоге – средство, а не цель. Социализм ли в таком случае мы строим, или же нечто такое, что противоположно его принципам и от чего человеку ой как тошнехонько будет».

А вот как говорил В. И. Ленин: «Старые социалисты-утописты воображали, что социализм можно построить с другими людьми, что они сначала воспитают хорошеньких чистеньких, прекрасно обученных людей и будут строить из них социализм. Мы всегда смеялись и говорили, что это кукольная игра, что это забава кисейных барышень от социализма, но не серьезная политика. Мы хотим построить социализм из тех людей, которые воспитаны капитализмом, им испорчены, развращены, но зато им и закалены в борьбе… Другого материала у нас нет. Мы хотим строить социализм немедленно из того материала, который нам оставил капитализм со вчера на сегодня, теперь же, а не из тех людей, которые в парниках будут приготовлены, если забавляться этой побасенкой… Социализм должен победить, и мы, социалисты и коммунисты, должны на деле доказать, что мы способны построить социализм из этих кирпичей, из этого материала»… (Ленин В. И., Полн. собр. соч., т. 38, с. 53–54).

Похоже это по сути и стилю на речи, которые вкладываются в уста персонажу с ленинским именем в пьесе «Дальше… дальше.;, дальше!»? Нет, речи из пьесы напоминают скорее разглагольствования тех самых утопистов от революции, с которыми Ленин всегда спорил. В отношении «живых людей» он им, в частности, говорил: «И я, разбирая вопрос о том, почему общественные отношения… сложились так, а не иначе (вы этого вопроса даже не поставили!), разбирал именно то, как «живые личности» свою историю делали и продолжают делать. И у меня был надежный критерий того, что я имею дело с «живыми», действительными личностями, с действительными помыслами и чувствами: критерий этот состоял в том, что у них уже «помыслы и чувства» выразились в действиях, создав определенные общественные отношения. Я, правда, не говорю никогда о том, что «историю делают живые личности» (потому что мне кажется, что это – пустая фраза), но, исследуя действительные отношения и их действительное развитие, я исследую именно продукт деятельности живых личностей» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. I, с. 426–427).

Используя из приведенной ленинской цитаты выражение «Я… не говорю», можно сказать, что в пьесе М. Шатрова персонаж, носящий ленинское имя, говорит в духе и стиле, в каком Ленин не говорил.

Приведем характерную реплику из пьесы.

«ЛЕНИН. Как человеку подняться с колен? Это в конечном счете и смысле содержание нашей революции. Как? Как превратить созерцателя в борца? Страшно. Тысячи видов страха. Как преодолеть? Я убежден, что человек формируется в деянии, в поступке, а не в столетнем стоянии перед иконой. И когда он поднимается с колен, чтобы сказать правду, сделать правду, примкнуть к правде, – именно в этот момент он изменяет общественные обстоятельства и изменяет себя».

Что это за речи? Достойные, за вычетом намерения «сделать правду», типичного чеховского мечтателя-нытика. А вот как говорил В. И. Ленин: «Революция, в узком, непосредственном значении этого слова, есть именно такой период народной жизни, когда веками накопившаяся злоба… прорывается наружу в действиях, а не на словах, и в действиях миллионных народных масс, а не отдельных лиц. Народ просыпается и поднимается для освобождения себя… Это – та великая пора, когда мечты лучших людей России в свободе претворяются в дело, дело самих масс…» (Полн. собр. соч., т. 41, 384–385).

По пьесе, Ленин в полемике и со Сталиным, и с Троцким (точнее, с персонажами, носящими имена Сталина и Троцкого) все время уходит от сущностных к организационным вопросам, отделываясь общими фразами типа: «Я искал решение проблемы в расширении демократии, а вы в противоположном направлении»… И это вложено в уста персонажу, реальный однофамилец которого не хотел и говорить о «такой словесной пустышке, как «демократия», до тех пор, пока она не наполнится «определенным содержанием», пока различное понимание «демократии» разными классами не вскроется в ходе классовой борьбы (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 15, с. 277–278)!

Ленин, по пьесе, ссылается на Розу Люксембург в качестве авторитета и с одобрением пересказывает ее суждения, с которыми В. И. Ленин всегда спорил. В ленинских «Очередных задачах Советской власти» говорится: «Было бы величайшей глупостью и самым вздорным утопизмом полагать, что без принуждения и без диктатуры возможен переход от капитализма к социализму… Только еще люди, безнадежно тупые или упорно решившие отвернуться от правды, могут еще заблуждаться в этом отношении. Либо диктатура Корнилова… либо диктатура пролетариата – об ином выходе для страны, проделывающей необычайно быстрое развитие с необычайно крутыми поворотами, при отчаянной разрухе, созданной мучительнейшей из войн, не может быть и речи… Тупость мелкобуржуазных демократов, Черновых, Церетели и Мартовых, с их болтовней о единстве демократии, диктатуре демократии и т. п. чепухе. Кого даже ход русской революции 1917–1918 годов не научил тому, что невозможны средние решения, на того надо махнуть рукой» (Полн. собр. соч., т. 36, с. 194–195). Однако в пьесе персонаж, носящий ленинское имя, на таких людей не только не машет рукой, но, обращаясь именно к Мартову, произносит прочувствованно: «Нам очень тебя не хватало».

Слов о диктатуре пролетариата в пьесе тот же персонаж не произносит ни разу. Во всяком случае, не произносит так, чтобы они стали заметны в качестве центрального пункта ленинской политической программы.

Вместо этого персонаж под ленинским именем восклицает: «Браво, Роза!»

– и пространно цитирует в духе самой форменной «болтовни… о демократии»: «Социализм без политической свободы – не социализм. Без свободы не будет ни политического воспитания масс, ни их полного участий в политической жизни… Если не вовлечем народ в управление государством, останемся властью для народа, а не самого народа, отдадим страну на откуп бюрократам, политику подменим политиканством, если будем как черт от ладана бежать от демократии, если класс будет подменен партией, партия

– аппаратом, а аппарат будет смотреть в рот вождю и оригинальное, отличное от вождя мнение будет преследоваться как государственное преступление, если бурлящая жизнь будет убита страхом и заменена казармой, мы столкнемся с самым страшным вопросом: «зачем?» Это реальная и грозная