Случилось это за несколько месяцев до роковой дуэли Пушкина. «Мать сидела за работою, – читаем в воспоминаниях, – он (Пушкин. – Л.Т.) весь день провел в непривычном ему вялом настроении. Смутная тоска обуяла его; перо не слушалось, в гости не тянуло, и, изредка перекидываясь с нею словом, он бродил по комнате из угла в угол. Вдруг шаги умолкли, и, машинально приподняв голову, она увидела его стоявшим перед большим зеркалом и с напряженным вниманием что-то разглядывающим в нем.

Наташа! – позвал он страшным, сдавленным голосом. – Что это значит? Я ясно вижу тебя и рядом – так близко! – стоит мужчина, военный... Но не он, не он!.. (Пушкин, вероятно, имел в виду Дантеса. – Л.Т.). Этого я не знаю, никогда не встречал. Средних лет, генерал, темноволосый, черты неправильные, но недурен, стройный, в свитской форме. С какой любовью он на тебя глядит! Да кто же это может быть? Наташа, погляди!

Она, поспешно вскочив, подбежала к зеркалу, на гладкой поверхности которого увидела лишь слабое отражением горевших ламп, а Пушкин еще долго стоял неподвижно, проводя рукою по побледневшему лбу».

Наталье Николаевне предстояло принять важное решение. Она сама усталая, напуганная, если не сказать, сломленная резко незадавшейся жизнью; четверо детей, которых подымать и подымать – вот и все ее приданое. И Ланской – не боится?! Выходит -- нет. Мысль об этом отозвалась в ней радостным эхом. И воспоминания о том видении в зеркале, как знак Пушкину, что она не будет брошена на произвол судьбы, оставшись без него, укрепило эту радость. И само собой выходило, что Петру Петровичу она должна ответить только одно – «да».

Как обманчива бывает внешность! В свете побаивались злого язычка Идалии Григорьевны Полетики. Тому, кого она записала в число своих недругов, ни пощады, ни прощения ждать не приходилось.

* * *

По-разному отнеслись к этому решению современники вдовы великого поэта, и уж совсем отрицательно – последующие поколения почитателей Александра Сергеевича. А их было и есть неисчислимо – вся Россия.

Пушкин остается нашей первой любовью. Сколько раз в этой стране менялось все: черное становилось белым, белое – черным, а потом наоборот. Любовь же к поэту – гениальному, убиенному – быть может, единственная постоянная величина, некая общенациональная религия, на которую не смеет посягнуть никто.

Понятно, почему и в тот, пушкинский век, и бездну лет спустя у большинства людей не укладывалось в голове: да разве это возможно – сменить святое для всех имя поэта на какое-либо еще? С жестокостью, свойственной беззаветной любви, историческая память народа не принимала Наталью Николаевну в расчет как живого человека, со своим таким же, как и у всех, быстротечным веком.

Жить лишь памятью о муже-гении и умереть на его могиле – именно к этому уделу приговорило вдову романтическое русское воображение. Любое иное развитие событий считалось отступничеством, предательством, забвением своего долга.

А ведь сам Александр Сергеевич, умиравший с мыслью о своей Натали и тревожась за ее, будущее, никак не одобрил бы такого отношения к ней. Молодая одинокая женщина с четырьмя детьми на руках – он хорошо знал, как ей придется тяжело. И сам назначил срок вдовства своей «мадонне», намного ею превышенный, и наказал выбрать доброго отца своим детям.

Она сделала все, как велел Пушкин...

* * *

Вот что писала о предстоящей свадьбе сестра Натальи Николаевны. Слова, безотлучно жившей в семействе вдовы Александры Николаевны, заслуживают доверия: она была свидетельницей этого неприметного, без всякой внешней эффектности, романа и, уж конечно, самым придирчивым образом следила за каждым шагом, каждым словом неожиданного поклонника сестры.

«Я начну свое письмо, дорогой Дмитрий, с того, чтобы сообщить тебе большую и радостную новость: Таша выходит замуж за генерала Ланского, командира Конногвардейского полка, – адресовалась Александрина к одному из братьев Гончаровых. – Он уже не очень молод, но и не стар... у него благородное сердце и самые прекрасные достоинства. Его обожание Таши и интерес, который он выказывает к ее детям, являются большой гарантией их общего счастья. Но я никогда не кончу, если позволю себе хвалить его так, как он того заслуживает...».

Примечательно, что такую высокую оценку Ланскому дает женщина, питавшая к первому мужу сестры глубокое почтение, преданность, если не сказать о чувствах более нежных. В таких случаях не последнюю роль играет сравнение, даже ревность, но, видимо, действительно – достоинства Ланского были слишком очевидны.

Прислали свое благословение и давно жившие врозь родители Натальи Николаевны: отец Николай Афанасьевич и мать Наталья Ивановна. Что касается ее, то она, не доверяя мнению родных, навела справки о будущем зяте у хорошо знавших генерала лиц. И убедилась, что соискатель руки ее дочери-вдовы «со всеми его моральными качествами... может принести только счастье».

Так откуда родом был этот генерал Ланской, на которого всей родней и друзьями Натальи Николаевны возлагалось столько надежд?

Род Ланских – польский и появился в России в XVI веке. Надо было пройти еще двум столетиям, чтобы имя молодого красавца Александра Ланского запечатлелось в одну из страниц российской истории. Увы, это вовсе не та страница, которой потомком стоит гордиться: Александр Ланской стал фаворитом стареющей Екатерины II. К чести его надо сказать, что он был единственным из вереницы любимцев императрицы, кто не пытался лезть в государственные дела и, похоже, страдал от своей «должности», а умирая совсем молодым, отказался от тех денег, подарков, коими она его осыпала.

Однако хоть и короткий, но столь блистательный фавор Александра Ланского самым благоприятным образом отразился на его родне. Двоюродные братья, среди которых оказался и отец Петра Петровича, получили должности, дома в столице. С другой стороны, известно, что «нашего» генерала нельзя было отнести к богатым людям. Возможно, причиной являлось то, что отцовское наследство было поделено между многими детьми.

«Очаровательные франты минувших лет...» Почти вся жизнь Ланского оказалась связана с Кавалергардским полком. В нем служили молодые люди из лучших семей России. Даже ничего не зная о Ланском, можно безошибочно сказать, что этот человек происходил из ничем не запятнавшего себя рода.

Вот что писала о семье отца старшая дочь Петра Петровича и Натальи Николаевны Александра Ланская, по мужу Арапова. Наверняка ее рассказ был основан на сведениях, услышанных от отца, его братьев, сестер, часто бывавших в их деревне.

«Вся семья Ланских была воспитана в традициях строгой нравственности. Мужчины всегда ставили честь выше всего. Женщины не составляли себе культа из добродетели – это было просто свойство и потребность их природы. Может быть, случалось, что любовь и искушение вкрадывались в душу, но победоносная борьба составляла тайну их перед Богом».