Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эксперт подошел ближе, а я, наоборот, попятилась и прижалась лопатками к бетонной стене. Альварес встряхнул холст за края, и тот мгновенно развернулся. Нашим глазам предстало красочное изображение трех девушек; сидя под деревом, они играли с кошкой.
— Боже мой, — прошептала я. — Ренуар.
Причина, по которой кто-то залез на склад, открылась во всей красе. Но возник другой вопрос: зачем он подкинул мне картину стоимостью в миллионы долларов? От замешательства и страха я похолодела, ощутив себя во всех смыслах припертой к стенке.
Было одиннадцать, когда Макс присоединился ко мне в комнате для допросов полицейского участка Роки-Пойнт, а я приняла твердое решение сама во всем разобраться.
— Они не собираются предъявлять тебе обвинение, — поздоровавшись, сообщил мне Макс и сел на стул.
— Хорошая новость, — откликнулась я.
— Альварес скоро придет. Он собирается задать тебе несколько вопросов о картине. Но прежде ты должна сказать правду. Всю правду. Ты знаешь, как картина попала на склад?
— Нет.
— У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, зачем кому-то понадобилось оставлять ее там?
— Нет.
— А раньше ты ее видела?
— Нет, никогда.
— Хорошо. — Он улыбнулся и через стол похлопал меня по руке. — Джози, у тебя все будет в порядке. Мы во всем разберемся.
Все-таки Макс — замечательный человек.
— Спасибо, надеюсь на это. — Я помолчала. — Помнишь, как ты сказал, что нам следует повременить с частным детективом?
— Да.
— Ты до сих пор так считаешь?
— Да. Мы оставим этот вариант на случай, если тебе предъявят обвинение. Но даже в этом случае я не уверен, что он нам нужен.
— Ты говоришь о сборе доказательств. А я — о том, чтобы разобраться в происходящем.
— Джози, я понимаю твое нетерпение. Но это не слишком хорошая идея. Ты лишь покажешь, что тебя это беспокоит.
— Ну и что? Что плохого, если люди заметят это? Может, они поймут, что я твердо настроена узнать правду?
Макс задумался. Уверена, он подыскивал слова, которые помогли бы ему втолковать мне то, что казалось ему очевидным.
— Этим ты продемонстрируешь свой страх. И как только люди его учуют, тебе конец. В их глазах ты будешь выглядеть отчаявшимся человеком. — Он решительно встряхнул головой. — Поэтому позволь заниматься расследованием полиции, она очень ответственно подходит к своей работе.
— Макс, — вздохнула я, — у меня такое впечатление, что и мы, и полиция постоянно отстаем на один шаг.
— Джози, я знаю, как это тяжело, но тебе нужно поверить в систему. Всему свое время.
После деликатного стука дверь приоткрылась и в проем просунулась голова Альвареса.
— Я могу войти?
— Конечно, — ответил Макс, уверенный, что ему удалось убедить меня в своей правоте.
Но он ошибался. Макс сколько угодно мог думать, что нам лучше сидеть и ничего не предпринимать до тех пор, пока против меня не выдвинут обвинения, но я так не считала. Я больше не хотела ждать. Его объяснения казались мне абсолютно нелепыми. Поэтому, плюнув на стратегию, я решила действовать по-своему.
Альварес устроился за столом и включил магнитофон.
— Вы в порядке?
— Да, — ответила я, убрав упавшие на глаза волосы.
Кивнув, он, как обычно, нажал на кнопку записи, назвал день, время и место допроса и зачитал мне мои права. Пока он произносил заученные слова, я внимательно изучала его лицо. Казалось, оно состоит из одних углов и резких линий. Брови, сурово сдвинутые над глубоко посаженными глазами, прямой нос, скулы, словно вылепленные скульптором, и волевой подбородок. Лишь оспинки — следы от юношеских угрей своей округлой формой нарушали эту странную гармонию. Впрочем, они были не слишком заметны из-за легкой щетины. Бьюсь об заклад, Альварес был из тех мужчин, которые всегда выглядят так, словно им не мешало бы побриться.
Закончив с чтением прав, он протянул мне бланк, где они были перечислены, и я в очередной раз поставила подпись лишь после того, как прочитала документ.
— Итак, что вы знаете о Ренуаре? — начал он.
— Ничего.
— Вы никогда не видели его?
— Нет.
— Вам никто о нем не рассказывал?
— Нет.
— Значит, вам известно только то, что вам рассказал я?
— Да. Я не прикасалась к этой картине. Никогда.
Альварес кивнул.
— Как вы считаете, каким образом картина оказалась у вас на складе?
— Не знаю, — покачала я головой.
— Хорошо, поговорим о другом. У вас было время осмотреть склад и кабинеты, чтобы выяснить, все ли на месте?
— Нет, у меня не было времени осмотреть все. Я лишь заглянула туда, где выставлены лоты. Уверена, что мы — я или Саша, которая руководила подготовкой аукциона, — заметили бы, пропади в секциях хоть какая-нибудь мелочь. Но этого недостаточно. Очень многое из того, чем я торгую, маленького размера, поэтому собрано в партии. Их я не проверяла. — Я обреченно развела руками. — Нет, я не могу утверждать, что все в порядке.
— А как вы учитываете товар?
— Мы используем штрих-код. Я только завтра смогу сказать, пропало ли что-нибудь из того, что выставлено на распродажу.
— Штрих-код? — удивился Альварес. — Вы что, «Уол-март»?[8]
Я скупо улыбнулась:
— Хотелось бы. Просто сегодня программное обеспечение стоит недорого, и оно просто в обращении.
— Сообщите мне сразу, как только проведете учет товара. Хорошо?
— Конечно.
— И не забудьте про офисную технику: компьютеры и тому подобное.
— Хорошо.
— У вас есть сейф?
— Да.
— Вы его проверили?
— Еще нет.
— Что в нем?
— Кое-какие коллекционные ювелирные украшения. Я не выставляю в открытую продажу ценные изделия. Только бижутерию.
— Почему?
— Драгоценности слишком трудно оценить и слишком легко украсть.
— И что же вы делаете с наиболее ценными экземплярами?
— Я продаю их оптом специалисту из Нью-Йорка.
— И как это происходит?
— Мне кажется, мы слегка отклонились от темы, — вмешался Макс.
Альварес лишь пожал плечами: