Впрочем, несмотря на внешне идеальное состояние японских крейсеров, на них тоже было «весело». Отрикошетивший от боевой рубки «Идзумо» снаряд ушел свечкой вверх и разорвался под боевым марсом, изрешетив его, превратив в обломки прожектор и поубивав или перекалечив всех, кто на нем находился. В левом носовом каземате 12-фунтового орудия взрывом среднекалиберного фугаса и последующей детонацией складированных у орудия патронов вывело из строя орудие и весь его расчет. Третий шестидюймовый снаряд пробил навылет паровой катер, сдетонировав аккурат между раструбов котельных вентиляторов, подававших воздух в кормовую кочегарку.

Кроме легких ранений, полученных тремя членами машинной команды, это привело к падению тяги в четырех котлах. Ну и, наконец, первый крупный русский снаряд, пробивший в этом бою броню верхнего пояса «Идзумо», разорвался, не дойдя до скоса бронепалубы каких-то полметра.

«Якумо», поставленный в хвост японской колонны как самый тихоходный, поначалу страдал меньше. По нему вели огонь лишь «переметнувшийся» на русскую службу «Кассуга» и старик «Рюрик». Но и у «японского германца» хватало проблем. Неожиданно плотный и частый огонь «Рюрика» стал для командира крейсера каперанга Мацучи откровением.

Для верности открыв в справочнике страницу с «Рюриком», он снова и снова переводил взгляд с изображенного на бумаге силуэта на ощетинившийся вспышками от выстрелов тяжелых орудий оригинал. Положим, смену мачт на более легкие не заметить было тяжело, но почему с «Рюрика» прилетает столько снарядов, причем калибром явно больше шести дюймов? Прописанные у Джена в справочнике две восьмидюймовки на подобное снарядоизвержение не способны даже «по паспорту». А уж в реальном бою и подавно.

Со вздохом отложив явно врущий британский «талмуд», он стал пытаться в подзорную трубу пересчитать орудия на палубе и в казематах русского крейсера. Недоверчиво хмыкнув полученному результату, Мацучи начал было считать снова. Получившийся у него после подсчета более ярких вспышек выстрелов восьмидюймовых орудий результат был заведомо не верен. Утроенный по сравнению с проектным бортовой залп главного калибра? Просто чушь какая-то! Но тут его внимание было отвлечено первым угодившим в «Якумо» русским снарядом…

* * *

Около получаса с начала боя ни одна из эскадр не имела ощутимого преимущества. Количество попаданий с обеих сторон было примерно одинаковым. Японские крейсера имели слишком хорошее бронирование, чтобы всерьез надеяться избить их восьмидюймовыми снарядами до потери боеспособности. На вывод из строя пары стоящих на верхней палубе орудий японцы ответили выбиванием пары казематов с русскими пушками.

Однако, по сравнению с боем при Ульсане в том, оставленном Карпышевым мире, потери русских при аналогичных попаданиях оказались в разы ниже: как дополнительные броневые перегородки между орудиями в батареях, так и противоосколочное прикрытие всего, что можно и нужно было прикрывать, себя вполне оправдали. На стороне владивостокцев были также большее водоизмещение и скверный характер японских взрывателей. Обе стороны могли надеяться или на удачный тактический ход, или на «золотой снаряд». Новый тактический ход попробовал Руднев, а вот с «золотым снарядом», пожалуй, больше повезло японцам…

Адмирал Камимура нервничал. Разумеется, со стороны этого не было заметно. Он все так же сосредоточенно следил за противником и так же лаконично отдавал необходимые приказания. Но сам он начинал верить, что Руднев на самом деле угробил «Асаму»!

Сначала он считал, что «Кореец» там был ни при чем, даже с учетом слухов, что дело нечисто. Что могла сделать старая канонерка броненосному крейсеру? Он полагал, что по неосторожности, в нервном напряжении перед первым боем с европейской державой, экипаж «Асамы» допустил взрыв погреба главного калибра, а все списали на противника. Однако этот русский адмирал действует сегодня так, будто в него вселились демоны. Может, они и впрямь помогли ему потопить флагман Уриу?

Источником нервозного состояния адмирала были два русских бронепалубных крейсера, зависших на носовых курсовых углах его «Идзумо». Их снаряды теоретически серьезно не угрожали боеспособности флагманского корабля, вот только в реале их разрывы были крайне неприятны. А несколько особо сильных подталкивали к мысли, что огонь ведется не только из шестидюймовок.

Но что делать, адмирал никак не мог решить. Перенос огня на русские бронепалубники означал потерю половины бортового залпа «Идзумо», причем с учетом того, что огонь нужно было размазать по двум крейсерам, можно было рассчитывать лишь на единичные попадания в русские корабли. Это врядли приведет к потере боеспособности, а просто испугать русских он уже не надеялся. Мысль об изменении курса, чтобы иметь возможность стрелять всем бортом, была настолько чудовищна, что Камимура ее отогнал сразу. Для этого придется отвернуть от русских броненосных крейсеров, от более слабого или, в крайнем случае, равного противника. Никогда!

Адмирал уже несколько раз порывался приказать перенести огонь всего, что дотянется, на русские бронепалубники, но каждый раз останавливался. Сквозь уважение к талантливому и серьезному противнику все сильнее пробивалось раздражение.

Напрашивалась аллегория: дерутся два самурая. Вокруг бегает ребенок одного из них и время от времени дергает второго за… гм… яйца… Не смертельно. Но неприятно. Конечно, если обратить внимание на этого щенка, то от него и мокрого места не останется. Но ведь взрослый-то самурай этим воспользуется! Но и не обращать внимания… Дергает, дергает… а ну как все-таки оторвет?

* * *

Медленно позволяя себя догонять, «Варяг» с «Богатырем» постепенно увеличивали огневое воздействие на японский флагман. Когда первый прилетевший с «Варяга» 8-дюймовый снаряд ударил в борт «Идзумо», его отнесли на счет «Громобоя» и «России». Но последовавшее через пять минут второе попадание, в боковую стенку носовой башни, записать на счет находящихся на левом траверсе броненосных крейсеров русских было уже нельзя.

В башне от сотрясения перебило кучу лампочек, телефонов и циферблатов управления стрельбой. Башенный дальномер вместо реальной дистанции до цели стал упорно показывать десять кабельтовых, хотя даже на глаз до «России» было не меньше тридцати пяти. Хуже того: началась течь из уплотнения сальников гидравлической системы привода самой башни. Сколько еще она сможет вращаться до падения в системе рабочего давления, сказать было сложно, резервная электрическая система никогда не внушала доверия. А уж поворачивать ее махину вручную – это значит снизить и так не самую высокую скорострельность…

Кроме того, в «Идзумо» с бронепалубников уже прилетело с десяток шестидюймовых снарядов. Они не смогли пробить брони пояса, башни или траверса, но передняя труба уже опасно качалась на растяжках и после еще пары попаданий должна была рухнуть.

Камимура, наконец, решился и приказал перенести на «Варяга» огонь всего, что могло до него добить. Увы, в момент поднятия на мачте «Идзумо» флажного сигнала о переносе огня удачный снаряд с «Богатыря» разметал по мостику японского флагмана и сигнальщиков, и их ящики с сигнальными флагами. Осколками того же снаряда были перебиты фалы, по которым эти флаги поднимались на фок-мачту. Терзаемый продольным огнем легких русских крейсеров «Идзумо» с каждым новым попаданием все менее подходил для выполнения роли флагманского корабля.