– Всеволод Федорович, а что помешает ему просто отвернуть на два румба, встать к вам бортом и расстрелять бортовыми залпами?

– Ну, во-первых, вы тогда от него уйдете, поскольку курса менять не будете. А вы – по нашей легенде – идете помочь прорываться «Ослябе». И главная задача Камимуры не утопить меня, а не пустить вас! Во-вторых, вы не учитываете психологию японцев. Вы бы отвернули. И я бы принял в сторону, если это логично и целесообразно. Но для японца, для самурая, отвернуть от слабейшего противника, даже если тот в заведомо лучшем положении, это потеря лица. Так что максимум, что мне грозит, это огонь одной башни с парой восьмидюймовок.

– Вашим крейсерам может и этого за глаза хватить. Разве нет?

– Пробить скос японским снарядом с двух миль, даже восьмидюймовым, – это вряд ли. А остальное – не смертельно. И пока будет у меня хоть пара живых пушек, я с головы Камимуры не слезу! Если потеряю скорость – отползу к вам за линию, Николай Иванович. Пустите?

– Угу. Вас не пустишь, пожалуй… – шутливо проворчал Небогатов и уже вполне серьезно продолжил: – Я только теперь понимаю, почему его величество в приватной беседе мне столь настойчиво порекомендовал прислушиваться ко всему, что вы говорите. И хотя по времени производства в чин я вас, Всеволод Федорович, и превосхожу, но неофициально император меня попросил выполнять ваши указания как его собственные. Я, признаться, даже обиделся сперва. Но теперь вижу, что он был абсолютно прав, не сочтите за лесть…

Когда «Варяг» с «Богатырем», увеличив ход, стали отрываться от «России», Небогатов вздохнул с облегчением, хотя и немного вымученно. Ему казалось, что за последние дни он сильно постарел. И, похоже, виной тому был не возраст, хотя и он уже не малый. Да, к такой работе по обучению он привык, последний год на Черном море этим и занимался. Правда, тут был жесткий лимит времени, но на то и война. Да, приходилось решать довольно сложную задачу по совмещению сплаванных броненосных крейсеров ВОК и новичков в одном отряде. Однако строки Пушкина, пришедшие в голову поначалу: «В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань», а именно такой сперва показалась задача, последнее время в голове не крутились. И хотя новые крейсера упорно не хотели делать то, что от них требовалось, но опыт эскадренных плаваний «старичков» сильно помогал, да и экипажи на «новичках» были не новобранцами. В последние дни отведенного срока уже удавалось сносно маневрировать, а артиллеристы утверждали, что с орудиями они разобрались.

Ну, в полигонных-то условиях они ничего себя показали, но каково будет в бою? Оптимизма добавляла десятидюймовая башня «Памяти Корейца». Парочка, заправлявшая ею, мало того что великолепно «спелась» и показывала отличные результаты стрельбы, они не просто выполняли приказы, но и сами активно проявляли инициативу. Если учесть, что один из них побывал в бою, да еще в каком, то за эту башню в бою можно было не беспокоиться. Не подведут ни люди, ни техника, ими управляемая.

Но когда Руднев впервые излагал ему свой план боя, Небогатов поймал себя на мысли, что чувствует себя стариком перед этим молодым человеком… Но разве Руднев молод? Да, он младше, но не столь уж и намного. А вот поди ж ты! Даже если не принимать в расчет всего, что про него рассказывают, того, что Небогатов видел своими глазами, – хватало. Что он сделал с кораблями? И как ему это все пришло в голову, он же не инженер, и как он добился выполнения своих планов? Ни одному из встречавшихся ранее Небогатову морских офицеров не приходило на ум менять конструкцию и состав вооружения вверенных ему кораблей. Плавали на том, что давали, жаловались, но чтобы перевооружать заново готовые корабли…

А их первая встреча? «Варяг» вернулся, взорвав японскую дамбу. Мост на ней. Ну, где это видано? Даже не канонерка – крейсер, быстроходный крейсер атакует… мост! Да откуда Руднев про него узнал и зачем вообще он ему сдался? Сколько у Японии вариантов перевозки войск? А дальше – больше, мало ему моста! Пошел резать кабель у японцев. Сам! Ну, дите, чисто дите! А минеры еще говорят, какую-то хитрую мину на кабель прицепили, что он сам выдумал. И ведь опять – получилось!

А с этим портным! Полдня слушал объяснения Руднева, кто этот Ляо такой, зачем он тут взялся, откуда Руднев про него знает и с какого рожна надо к нему идти им, адмиралам, а не послать парочку жандармов и конвой. А уж свои речи учили прямо как в театре. Ну какие актеры из бывалых моряков? Но пока разговор не стал получаться более или менее сносным, Руднев все начинал сначала. Это заставило задуматься… Откуда столько энергии, опыта и знаний, причем в большой степени отнюдь не относящихся к компетенции морского офицера? Но и как морской офицер: эскадр, правда, в бой он пока не водил, но кораблями командовал успешно, да и организация действий вспомогательных крейсеров требовала по крайней мере штабного опыта. А он все успевал практически в одиночку, и, по сути, между делом…

В какой-то момент Николаю Ивановичу показалось, что Руднев не собирается брать его, Небогатова, в бой. План разработан. Корабли в линии расставлены. Кстати, сам Небогатов расставил бы их по-другому и даже несколько раз порывался изложить свои соображения. Но уверенный тон Руднева и его веские, хотя и не всегда бесспорные аргументы каждый раз останавливали. Командиры всех наших кораблей, да и, что уж греха таить, он сам – контр-адмирал – проинструктированы. Экипажи сработались, настрой в командах бравый…

Небогатов в итоге почувствовал себя мебелью и с каким-то облегчением отдался воле Руднева. И вот теперь, проведя завязку боя в кильватере у двух его бронепалубных крейсеров, Небогатову предстояло взять командование главной силой Владивостокского отряда, всеми пятью его броненосными крейсерами, на себя.

* * *

Орудия грохотали уже несколько минут, но все боевые приказы Николая Ивановича пока свелись к формальному «Открыть огонь по флагманскому кораблю неприятеля». Минут через пять «Россия» содрогнулась от взрыва первого попавшего в наш крейсер снаряда. Началось, подумал Небогатов и облегченно вздохнул. Началось! Ступор наконец-то прошел.

Как и предполагал Руднев, японцы пока полностью игнорировали пару дерзких русских бронепалубных крейсеров. Весь свой огонь они сосредоточили на концевых кораблях русской колонны, головной «России» и концевом «Рюрике». Русские в долгу не оставались, действуя примерно по тому же сценарию – по флагманскому «Идзумо» били «Россия», «Громобой» и «Витязь», а также носовая башня «Памяти Корейца». Но повреждений на японце еще не было видно, русские снаряды с пироксилином давали при взрыве мало дыма и взрывались чаще внутри корабля противника или уже отрикошетив от брони.

Зато «Рюрик» и «Россия» периодически скрывались за облаками черного дыма, от красочных шимозных разрывов. Кроме этого, в местах взрывов японских снарядов загоралось все, что хотя бы теоретически может гореть. Несмотря на «борьбу с деревом» на русских кораблях, на шканцах «России» вовсю заполыхал пожар. К месту возгорания с носа и кормы, торопливо раскатывая шланги, пробивались пожарные дивизионы.

С борта «Рюрика» в двух местах, подобно лоскутам старой, отшелушившейся кожи, свешивались в воду рваные листы котельного железа, которыми так долго и старательно «добронировали» в доке оконечности крейсера. Но приняв на себя энергию взрыва, свое дело это железо уже сделало – пробоины в «родном» борту были очень скромных размеров и уже заделывались деревом.