Вспомнил следующим летом, когда снова наступила Мертвая неделя, но баба Глаша молчала, и он не стал навязываться. Так прошло три года. И только когда Степе исполнилось десять, ранней весной, когда по дороге только-только побежали первые ручьи, обгоняя друг друга, а на деревьях еще не проснулись почки, баба Глаша как-то подстерегла его по пути из школы.

– Что, Степан, не передумал ли ты учиться сражаться с мертвяками? – хитро спросила она.

Степа даже ростом выше стал.

– Не передумал, – по-взрослому ответил он. Ему ведь уже десять, не пацан зеленый. Не в его возрасте бурно выражать радость, хотя на самом деле хотелось высоко-высоко подкинуть портфель и закричать, что не передумал.

– Ну, коль не передумал, приходи ко мне, как уроки сделаешь.

С того вечера баба Глаша всерьез взялась за его обучение. Учила не только как с навью сражаться, но и вообще передавала свой опыт. Как травы собирать, отвары варить, соль заговаривать, защитные рисунки на дверь наносить. Много знала и многое ему рассказывала. Конечно, Степе до нее было далеко. У бабы Глаши природный дар, по женской линии в семье передается, а Степа всего-то учится, хоть и талантом не обделен.

А все же спустя пятнадцать лет уже многое умел. А потому, когда месяц назад баба Глаша позвала его и рассказала о предстоящей свадьбе, он оказался хорошо подготовлен к тому, чтобы встретить городских гостей и проводить их в деревню, даже если путешествие это началось аккурат в первую ночь Мертвой недели.

Едва только взошло солнце и мертвые тени расползлись по углам до следующей ночи, Степа разбудил всех. Нужно было быстро позавтракать и собираться в путь. Деревня близко, но баба Глаша предупреждала, что вместе с городскими дойти до нее будет непросто. А потому лучше оставить несколько часов про запас, чтобы ночь не застала в лесу.

Городские просыпались неохотно, выглядели помятыми и растерянными. Мирра, которой достался только самогон, пришла в себя быстрее, а Матвей и хрупкая Полина долго слонялись из угла в угол, не зная, с чего начать день. Степа быстро приготовил завтрак, заставил всех выпить по стакану крепкого чая, затем, как обычно, уничтожил все съестное в доме. Особенно тщательно запер автомобиль, не зная, когда вернется к нему снова. Баба Глаша сказала, что городские не вернутся, а значит, и ему нужды не будет.

Какое-то время пришлось потратить на то, чтобы переложить вещи из чемоданов в рюкзаки, благо последних Степа взял с запасом. С чемоданами по лесу идти никак не получится. И Матвей, и Степа взяли немного вещей девушек в свои рюкзаки, но тащить на плечах их чемоданы не стали бы ни за какие красивые глазки. Мирра упаковала вещи быстро. Она взяла с собой не так и много, но Степа заметил, что несмотря на жаркое лето, среди ее одежды сплошь джинсы и футболки, ни одного платья. Может, и не обратил бы на это внимания, если бы не видел, что последних в достатке у Полины. И они никак не помещались в рюкзак. Печали добавляло еще и то, что к каждому платью у нее была отдельная обувь, чего Степа никак не мог понять. Ну ладно, платьев у тебя десяток, но зачем столько же босоножек? Почему нельзя надеть вот те беленькие и к голубому платью, и к розовому? Полина только обиженно надула губки, когда он сказал об этом. Мирра хмыкнула, услышав вопрос, Матвей тоже усмехнулся. Очевидно, они оба знали ответ. Однако каким бы он ни был, а пришлось Полине почти всю обувь оставить в машине. Повздыхав над каждой парой, она выбрала две, зато платья запихнула все.

Солнце поднялось уже непростительно высоко, когда они наконец-то выдвинулись в лес. Сначала дорога показалась легкой. Было еще не жарко, хорошо различимая тропинка петляла между деревьев, рюкзаки не казались тяжелыми, а настроение стремилось вверх. И хоть Степа замечал различия между этим лесом и тем, каким он был две недели назад, но пока еще особенно не переживал. Может, баба Глаша просто нагнала страху? Полина без умолку болтала, вовлекая в разговор Матвея и даже нелюдимую Мирру, Степа с удовольствием поддерживал разговор. Ему неважно, о чем разговаривать, только бы дело не коснулось деревни и предстоящей свадьбы, о которой он и сам знал не так много, как хотел бы. Хватит уже и того, что Мирра знает гораздо больше, чем должна. Поглядывает на него с любопытством, словно ждет чего-то. Может, и вправду ждет, а может, ему только так кажется. Нечистая совесть гложет похлеще навьи.

– Ой, смотрите, ягоды!

Внезапный вскрик Полины заставил Степу перестать оглядываться по сторонам и вернуться к новым друзьям. Кустарники вдоль тропинки действительно были усыпаны крупными ягодами. Конец июня – самое время для них, так что ничего удивительного. Для него. Полину этот факт привел в дикий восторг.

– Это черника? – она повернулась к Степе.

– Черника.

– Ой, Степушка, а можно ее есть немытую?

Ее детский восторг заставил улыбнуться. Конечно же, чернику можно есть. И мыть вовсе незачем, с чего ей тут быть грязной? Этой тропинкой никто, кроме него, не ходит. Да и не приходило ему никогда в голову мыть чернику, где бы ее ни собирал. Полина, сбросив с плеч рюкзак, присела на корточки и принялась срывать ягоды, торопливо запихивая их в рот, будто кто-то мог отобрать. Степа в детстве с такой скоростью ел добытое в погребе варенье, зная, что бабушка, если увидит, живо заберет.

– Сто лет не ел чернику с куста, – признался Матвей, присоединяясь к Полине.

Слишком близко к ней сел, плечом плеча касается, хотя ягод вокруг видимо-невидимо. Степа еще вчера приметил, что Матвею нравится Полина, и хоть ему самому она тоже понравилась, а все же лезть не стал. Не друзья они с Матвеем, два дня всего знакомы, а к чужим зазнобам Степа никогда не лез.

Ребята вдвоем ели чернику, а Мирра стояла в сторонке, не подходила близко. Пусть не так хрупка и не так прекрасна, как Полина, но есть в ней что-то притягивающее. Что-то такое скрытно-сильное, к чему невозможно не приглядываться, о чем тайно подозреваешь и так же тайно восхищаешься.

– Ты не любишь чернику? – спросил Степа.

Мирра подняла на него глаза, и только сейчас Степа заметил, что они интересного цвета: светло-зеленые, будто молодые хвоинки у ели. Взгляд не осуждающий, как был все утро, а на удивление виноватый.

– Я никогда не ела чернику с куста, – тихо призналась Мирра.

Степа широко улыбнулся в ответ. Полина, очевидно, тоже не ела, но в этом между ними разница: Полина тут же кинулась есть, а Мирра стоит, смотрит. И вроде бы нет в этом ничего необычного, рви себе да клади в рот, а почему-то боится. Степа наклонился, сорвал пышный куст, густо усыпанный темно-синими крупными ягодами, и протянул Мирре.

– А ты попробуй.

Попробовала. По глазам увидел, что понравилось. А и пусть! Баба Глаша явно перестраховалась, не такая уж и плохая обратная дорога, дойдут они, никуда не денутся. Можно и потратить немного времени на чернику. Степа тоже сбросил рюкзак и присел у кустов, с удовольствием закидывая в рот сладкие ягоды.

Так они ели и ели, никак не могли наесться, постепенно уходя вглубь леса дальше от тропинки. Ягод было много, но росли они будто специально в таком направлении, чтобы увести путников в самую глушь. Городские не замечали, а Степа фиксировал. Эти места он хорошо знал, потому надеялся, что вернуться к рюкзакам будет легко. Наконец, когда губы и пальцы у всех стали почти черными, а желудки были до отвала набиты ягодами, они остановились.