– И теперь вы решили остаться?

– Да. Нам здесь очень нравится. Правда, мы рассчитывали пожить в доме Симмелей еще полгодика.

– Они вернулись раньше, чем ожидалось?

– Ну да. То есть… на самом деле вообще не предполагалось, что они вернутся, нам было сказано, что дом в нашем распоряжении на пять лет. Думаю, он собирался продать его, когда они обустроятся на новом месте.

– Где именно?

– Где? В Испании, само собой.

– У вас есть адрес Симмеля в Испании?

– Не-ет. Все необходимые контакты осуществлялись через адвоката Клигфорта. А почему вы спрашиваете?

Вместо ответа Ван Вейтерен продолжил расспросы:

– Каково ваше впечатление о чете Симмелей?

Некоторое время Мандрэйн смотрел в окно.

– Это останется между нами? – спросил он.

– Да.

– Не самое приятное, должен сказать. Не то чтобы они кому-то желали зла, просто несимпатичные люди… несколько заносчивые. Богатые и вульгарные. Никакой утонченности или вкуса. Особенно он, конечно.

– Почему они решили вернуться?

Мандрэйн пожал плечами:

– Понятия не имею. В начале декабря они сообщили, что возвращаются и хотели бы въехать на виллу первого февраля. Отвратительная манера – нет, чтобы предупредить заранее, но мы не стали с ними ссориться. К этому времени мы уже купили участок, так что взялись срочно строить дом.

Ван Вейтерен размышлял.

– У вас есть какие-нибудь собственные соображения о поводу того, почему Эрнста Симмеля убили?

«Если он ответит „маньяк“ или „понятия не имею“, я услышу это в пятидесятый, наверное, раз», – подумал он.

Мандрэйн помедлил, массируя мочку уха.

– Есть, – неожиданно прозвучал ответ. – Я много над этим думал. Мне кажется, есть кто-то, кто просто не мог смириться с его возвращением. Он был порядочной сволочью, комиссар. Настоящей сволочью.

«Надо же!» – подумал Ван Вейтерен.

В гостиницу он решил пойти кружным путем. Резко ощущалась потребность в движении, возможно, даже в беге… Что ж, такое и раньше бывало, ничего удивительного.

Выбрать дорогу, по которой он не ходил раньше, оказалось нетрудно. Ван Вейтерен побродил по новым районам и пригородам и через некоторое время оказался на скале, откуда хорошо просматривался город.

Постояв немного, он пошел вдоль узкой полоски леса на восток, в сторону ресторана, о котором говорил Баусен. В лицо ему дул ветер, он заложил руки за спину и почувствовал прилив сил. Некоторые деревья уже сбрасывали листву после засушливого лета, и внезапно ему показалось… какое-то предзнаменование… знак. Да-да, конечно, всего лишь игра воображения, но интуиция – того же сорта.

У руин монастыря комиссар долго сидел, куря сигарету и обдумывая вопросы, пока еще не сформулированные точно. Услышав вдалеке собачий лай, он поднялся и стал спускаться по выдолбленным ступенькам в скале… скользким, предательским ступенькам.

«Идеальное место для несчастного случая», – подумалось ему.

Спуск окончился у кладбища. Церковь Святого Петера, если он правильно запомнил. Захоронения располагались прямо у моря. Площадку, видимо, выровняли и устроили террасы – давно уже, как только место определили под кладбище, – и некоторое время он пытался представить, что творится внизу, в зыбкой намытой земле со всеми ее полостями. Над могилами он внезапно разглядел силуэт «Сее Варф» и на этот раз решил пойти кратчайшим путем.

Ван Вейтерен двинулся зигзагом по тщательно подметенным дорожкам кладбища. В глаза бросались то годы, то имена на надгробиях. Выход был уже близко. Пройдя еще несколько метров, он положил ладонь на засов калитки с другой стороны и вдруг увидел… мощную спину комиссара Баусена, стоявшего с опущенной головой возле одной из могил.

Что он говорил? Два года назад?

Ван Вейтерен не мог понять, что делает комиссар, – возможно, молится, хотя вряд ли. В его фигуре было нечто торжественное и спокойное… почти возвышенное, и на мгновение Ван Вейтерен ощутил легкий укол зависти. Он не стал выказывать свое присутствие – оставил комиссара наедине с могилои.

«Как я могу завидовать человеку, который скорбит о своей жене? – подумал он, выходя за калитку. – Иногда сам себе удивляюсь».

В отеле Ван Вейтерен улегся на кровать и закинул ноги на деревянную спинку. Он лежал и смотрел в потолок, не находя себе никакого другого занятия, кроме как курить и думать, думать….

Курение снова вошло в привычку – как всегда, когда дело шло туго. Когда расследование не шло по той колее, которую он подготовил или по которой желал двигаться. Когда все застревало на мертвой точке… и озарение не наступало.

И все ж на этот раз было не так.

Он вспомнил о правиле двух недель, о котором говорил Баусен. Если так, то у них в запасе еще пять дней. Сам он провел в Кальбрингене уже неделю, но, пытаясь просуммировать свой вклад в расследование, неизбежно приходил к неприятно круглой цифре ноль.

Ноль. Ни-че-го…

«Я не собираюсь ждать еще пять дней! – решил он. – В воскресенье уеду домой. Пусть Хиллер пошлет кого-нибудь другого. Рота, или де Бриса, или кого ему заблагорассудится. Во всяком случае, мое пребывание здесь никому нечего не дает.

Живу в гостинице. Попиваю вино полицмейстера и проигрываю в шахматы. И это знаменитый комиссар Ван Вейтерен!

«Единственное, – сказал он сам себе, – что могло бы сдвинуть дело с мертвой точки, – это то, на что намекал Баусен несколько дней назад».

Он сделает это еще раз… Палач.

Не самая благородная надежда со стороны приглашенного эксперта. Пусть зарубит еще одного, тогда мы его точно повяжем!

Но все же… все же его не покидало странное предчувствие. Что не стоит торопить события. Надо выждать. Гребаное дело разрешится, и это произойдет вопреки всем правилам – и никто, в том числе и он сам, не в состоянии на это повлиять…

Пройдя несколько кругов в своих размышлениях и выкурив не то четвертую, не то пятую сигарету, Ван Вейтерен залез в ванну. Там он течение часа размышлял над развитием партии при использовании русской или нимцо-индийской защиты. Уж тут речь шла о вещах куда более конкретных, но и в этом случае он так и не пришел ни к какому определенному решению.

15

Когда Беатрис Линке припарковала машину на Лейснер-алле, часы на башне Бунгескирке пробили одиннадцать вечера. Прогуляв последнее заседание конференции, она просидела за рулем с четырех часов и теперь в своих мечтах видела только три картинки:

бокал красного вина,

горячую ванну

и Мориса.

Подняв глаза на окна квартиры в третьем этаже, она отметила, что в кухне горит свет, и сделала вывод, что Морис ждет ее. Правда, ей так и не удалось дозвониться, пока ехала сюда, но ведь Морис знает, что она вернется сегодня вечером…