На больничном я провела больше недели – врач оказалась права насчет вирусного заболевания. Пришлось подключать кучу таблеток и витаминов, чтобы поправиться. Хотя, надо сказать, болела не я одна – вирус сразил многих.

За все это время Матвеева я не видела ни разу. Ну, не считая того случая, когда поздно вечером я сидела на подоконнике, слушая на репите одну и ту же грустную песню, чтобы забыться, и случайно увидела, как он приехал на своей машине. Даня вышел и, глядя на окна нашего дома, закурил. Меня он не видел – в комнате был выключен свет, а на улице давно стемнело.

То, что он курит, стало для меня неожиданной новостью – при мне он никогда этого не делал. И я ни разу не чувствовала от него запах дыма и вкус никотина на губах.

«Могу закурить, когда на пределе из-за нервов», – раздался в голове его голос. Мне вспомнилось, что однажды, когда мы болтали, гуляя по центру города, он сказал мне эту фразу. Я даже не придала ей значения.

Он на пределе? Что-то случилось с прекрасной Каролиной? Проблемы в учебе? На работе? Или ему стыдно передо мной?

Хотелось верить в последнее, но я не хотела и дальше жить в розовых воздушных замках. Наверное, он просто смотрит на свои окна.

Докурив сигарету, Даня выбросил в урну бычок и устало потер лицо ладонями. А потом скрылся в подъезде.

Зачем-то я пошла в темную прихожую – родители уже спали – и прильнула к глазку. Даня вышел из лифта через минуту, и я не могла понять – то ли его лицо искажает стекло глазка, то ли оно действительно понурое и такое усталое, что кажется, будто на нем никогда не бывает улыбки.

Он подошел к двери в свою квартиру, держа в руке ключи, а потом вдруг развернулся и оказался рядом с моей дверью. Он стоял напротив, не зная, что я смотрю на него – нас разделяла всего лишь какая-то жалкая дверь. Теперь я отлично видела его лицо. Сердце тут же часто забилось, и кровь прильнула к щекам.

Матвеев положил руку на мою дверь и на мгновение склонил голову. А потом вдруг резко развернулся и ушел в свою квартиру. Зачем он сделал это, я не понимала. Но писать ему и спрашивать не стала.

Я не буду навязываться.

– Что-то Данька у нас не появляется больше, – осторожно сказала как-то вечером мама, сидя в гостиной и вышивая картину. – Поссорились, что ли?

Я равнодушно пожала плечами.

– Просто больше не общаемся.

Игла в руках мамы замерла от неожиданности.

– Как это – не общаетесь? – удивленно спросила она.

– Обычно, мам, – усмехнулась я. – У него – своя жизнь, у меня – своя. Все просто.

– И что же между вами произошло? – нахмурилась она.

– Просто он козел, – жалобно сказала я. – Нет, кобель.

Мама стала спрашивать меня о том, что случилось, и я, вроде бы как начинающая путь сильной и независимой женщины, опять расплакалась. Знаете, как это часто бывает: пока хранишь в себе – держишься, но стоит кому-то начать сопереживать вам – так слезы градом и голос тоньше.

Мама отложила вышивку в сторону, встала, подошла ко мне и обняла.

– Эх, Дашка-Дашка, девочка моя, – вздыхала она и гладила меня по спине. – Знаю, больно, – но кто из девчонок не переживал из-за любви? Все образумится, поверь. Найдешь хорошего парня, достойного. Через десять лет еще и смеяться будешь над тем, какой глупой была и как из-за всего этого переживала.

Мне безумно хотелось, чтобы мама оказалась права.

На следующий день – в день выхода на учебу, словно по заказу, приехал Влад. Мы с ним изредка переписывались, и он знал, что мой больничный заканчивается.

Честно говоря, я не ожидала его приезда, однако за двадцать минут до того, как я должна была выйти из дома, он позвонил и сказал, что ждет.

– В смысле – ждешь? – не поняла я.

– В прямом, – отозвался он. – Около твоего подъезда. Довезу до универа.

– Что? Влад, зачем, не надо, – пыталась отказаться я, но мои слова на него не действовали.

– Надо. Ты после болезни. А мне не сложно заехать.

Чем Савицкий был похож на Матвеева, так это упрямством. Переубедить его я не могла, а потому согласилась.

– Выйду через пять минут, – напоследок сказала я.

Мама услышала наш разговор и спросила удивленно:

– Это кто? Или вы с Даней помирились?

– Это Влад, – отозвалась я. – Приехал за мной.

– Что еще за Влад? – появился на кухне папа с бутербродом в руках.

– Дашкин кавалер, – улыбнулась мама. – Ждет ее на машине у подъезда.

И она подмигнула мне. Я только вздохнула – стало как-то неловко.

– Ну-ка, посмотрим, что там за кавалер, – сказал весело папа и подошел к окну. – И на каком гробу на колесиках приехал.

– Ой, папа, какая тебе разница?! – возмутилась я.

– Как какая? Большая! А вдруг у него тачка разбитая вся? И водит как попало?

Секунд десять папа вглядывался в окно. А потом изумленно спросил:

– Не понял… У тебя кавалер на «Лексусе» разъезжает? Одна из последних моделей. Чтобы я так жил, а! Влад, что, – сын олигарха?

– Почти, – хмыкнула я, скрывая смущение.

Родители переглянулись.

– И что вас связывает? – почему-то нахмурился папа.

– Учимся в одном универе. Да он нормальный, не переживайте. Мы просто иногда общаемся. И между нами ничего нет, – зачем-то добавила я. – Это он меня в медпункт принес, когда я сознание потеряла.

Папа только головой покачал и пошел обратно на кухню. А мама негромко сказала:

– Даш, ты с такими парнями будь осторожнее. Я ни на что не намекаю, но вы, возможно, слишком разные.

– Мам, серьезно – мы просто приятели, – ответила я, и тут же мне вспомнилось, как мы целовались около подъезда.

– Напиши, когда доедешь! – крикнула мне вслед мама, когда я уже обувалась в прихожей.

– И между делом намекни, что у тебя отец – мастер спорта по боксу! – из кухни крикнул папа.

– Ты же биатлоном занимался! – не выдержала мама. Я улыбнулась. Звание мастера спорта папа действительно имел – всю юность пробегал на лыжах, пока не получил травму.

– Или по боевому самбо! – не умолкал папа.

– Скажу! – крикнула я в ответ и открыла дверь.

1.20

Я вышла на пятнадцать минут раньше, чем планировала – из-за Влада. И, наверное, по этой причине встретилась с Матвеевым. Он стоял на площадке и ждал лифт. Увидев меня, он чуть нахмурился. Да и у меня с лица сползла улыбка. Сбежать никуда было нельзя, да и сбегать мне не хотелось. Хотелось показать, как мне плевать на него, как я к нему равнодушна, как могу быть счастлива и без него.