— Да. Я же сказал: мой дом — твой дом. А не хочешь выходить замуж, живи просто так.

Она вдруг прыгнула верхом на него и обняла:

— Фил, если ты меня не обманываешь, я поживу здесь! Правда! Мне просто больше…

— Как я могу тебя обманывать?

— Это не важно. Главное, мне не придется ехать в берлинскую квартиру и в Шведт.

Филипп встряхнул ее за плечи:

— Обещай мне, что больше никогда… — Он проглотил ком в горле. — Никогда не будешь себя продавать этому старому… Иначе я его просто убью!

— А ты ревнуешь? — спросила она игриво.

— Нет. Я считаю это… — Он вдруг испугался обидеть ее. — Впрочем, да. Я ревную.

— Хорошо, не буду.

— Я дам тебе денег. Хочешь — возьми любую из моих карт. Забери насовсем. Можешь — две, три, можешь — все. Только оставь какую-нибудь одну для меня… Мне еще в Штаты лететь.

Она улыбалась. Тихо, спокойно и как-то светло. Почти детской улыбкой.

— Спасибо тебе, Фил…

— За что?

— За то, что хочешь меня спасти. Ты один веришь, что это возможно.

— А ты?

— Я — нет.

— И все равно я попробую, можно?

— Конечно…

Она провела ладонью по его груди и поцеловала. Филипп тут же забыл обо всем на свете. Он отдаст ей все, если нужно. Он сдерет с себя кожу и — тоже отдаст ей. Лишь бы она не уходила.

На следующее утро позвонил Сеймур и тактично дал понять, что Филипп — свинья.

— Ты просто наглый, беспардонный хряк, понятно? Это, заметь, еще мягко сказано.

Филиппу было не до того. В комнате наверху спала его самая любимая женщина, в баре стояла недопитая бутылка вина, а в холодильнике было много продуктов… В общем, он собирался в ближайшие пять минут состряпать для Селин что-то вроде завтрака, похожего на то кушанье, что она сама готовила, в первый раз приехав к нему.

А тут — Сеймур. И, оказывается, он, Филипп, свинья.

— Да, свинья! Девушка тут рвет на себе волосы, президент, кстати, тоже, а ты… Ты, Фил, на календарь смотрел?

— Смотрел.

— Ну и как там? Все в порядке?

— Давай по делу.

— Фил, сегодня пятница. Ты продул всю неделю. Ты в курсе, что во вторник должен был обсуждаться вопрос о слиянии?

— Черт!

— Ага. В среду приехали французы, кстати, чтобы поддержать тебя…

— Черт!!!

— Вчера президент сказал, что ты — недобросовестный партнер. А сегодня — пятница.

— Черт! Черт! Черт!!!

— А я добавлю: ты — идиот. И говорил еще, что не интересуешься бабами. Да у тебя только девки на уме.

Лицо Филиппа сразу изменилось:

— Подожди, а с чего ты взял…

— Джессика сказала.

Он поперхнулся:

— Джессика сказала?

— Да. Она сказала, что ты спрыгнул с теплохода и помчался к своей берлинской барышне.

— Это Джессика так сказала?

— Да.

— А что она еще тебе сказала?

— Ну… больше ничего.

— Умница какая. Больше ничего не сказала. — Он вдруг заорал, чуть не сорвав голос: — А как мы спали перед этим, она тоже тебе рассказала?!!

— Да успокойся ты, она просто сильно обиделась на тебя. Ну она вышла из каюты, встретила меня, мы как-то быстро напились… Она очень переживает, Фил.

— Заткнись!

— Зачем ты так делаешь? Знаешь, как она плакала?

— Не знаю и знать не хочу. Меня ждут. Пока, Сеймур.

— Эй! Эй! — орала трубка.

— Ну что?!

— Что ответить президенту?

— Как они меня достали!.. Ладно, скажи, сегодня буду. А это надо — под выходные?

— Ты знаешь, если он задумал тебя съесть, для него не существует никаких выходных. Через две недели Рождество, но и оно его не остановит.

— Ладно, я понял. К вечеру буду.

Филипп положил трубку, развернулся и наткнулся на Селин. Она стояла, закутанная в простыню, и смотрела на него строго.

— С кем это ты спал?

— С тобой, хорошая моя. Иди ко мне…

Но она отбросила его руки.

— Я серьезно. О чем это ты разговаривал?

— Ты ревнуешь?

— Нет. Просто мне интересно. Ты что, кого-то бросил ради меня? — Она вдруг улыбнулась, прищурив глаза. Кажется, ее это забавляло: ради нее кого-то бросили.

— Да.

— Правда?

— Да. Я бросил очень хорошую и красивую женщину, которая продала бы душу дьяволу, чтобы быть на твоем месте.

— На каком моем месте? Она что, здесь когда-то жила?

— Я имею в виду то место, которое ты занимаешь в моем сердце.

— Ты сам мне его отвел. Я ни на что не напрашивалась.

— Селин, не обижайся. — Он нежно подхватил ее на руки и понес наверх. — Я не хотел тебе рассказывать… какой трудный и страшный путь преодолел, чтобы встретиться с тобой. А Джессика, она, конечно, очень хорошая, но…

— Знаешь что, Фил? Я не ревнивая, но про твоих женщин слушать не хочу.

Он просиял:

— Правда?

— Правда. Разбирайся с ней сам. Но если ты ее бросил ради меня, то и меня когда-нибудь бросишь.

— Нет! Нет! Никогда этого не будет!

Как доказать ей, что это просто невозможно — бросить ее ради кого-то? Это нелепо и абсурдно, как если бы небо перевернулось и солнце стало вставать с другой стороны. Он вбежал в спальню и опустился с Селин на кровать. Их постель была смятой, но такой манящей, ему казалось, что в мире не осталось больше никаких точек опоры, кроме этой комнаты, этих стен и этой бледно-сиреневой шелковой простыни, по которой разметались светлые волосы Селин.

— Я никогда тебя не брошу. Я люблю тебя.

— Фил!

Он готов был расплакаться. Вот оно. Вот оно — самое главное, что должно случиться на этой неделе! При чем тут какое-то слияние? Сейчас Селин тоже расплачется от счастья и согласится стать его женой!

— Селин, я предлагаю тебе…

И они будут жить долго и счастливо и умрут в глубокой старости, в один день!

— Стать моей…

Нет, они не умрут никогда!

— Фил, я согласна.

— Что?.. Ты согласна?

— Конечно, согласна! Ты еще спрашиваешь!

— О-о-о. Я так люблю тебя, девочка моя…