— Джессика. Джессика…

— Что, хороший мой?

— Джессика! Ты… ты просто! Ты…

— Ну что? Что?

— Я так рад, что ты у меня есть! — выдохнул он наконец. Ему показалось, что она всхлипнула. — Почему?.. Не плачь! Ведь это же хорошо! Джессика!

— Филипп, пожалуйста, не обнадеживай меня снова… Мне будет очень больно потом.

Где-то он уже слышал похожие слова. «Вы имели неосторожность подать ей надежду этим приглашением на танец». Танец! Вот что он должен ей сказать!

— Джессика, а ты знаешь, что означает танец по своей сути?

— Какой-то ритуал?

— Ну, может быть, и так. А вообще, танец — это прелюдия любви.

Ему показалось, что Джессика издала какой-то странный звук. Она закрыла лицо руками.

— Нет. Ни говори мне больше ничего. Этого и так слишком много. У меня не хватит сердца, чтобы вместить события сегодняшнего вечера.

Поэтому…

— Джессика! — Он начал ее целовать.

— Нет, Филипп. На сегодня действительно хватит.

— Ты думаешь?

— Милый мой… Давай все оставим как есть. А потом… время покажет.

Он смотрел на нее с любопытством. Что-то большое и важное поднималось в его душе и росло по мере того, как текли секунды. Он начал уважать Джессику. У него появилось чувство, что она мудрее него и поступает абсолютно правильно. И как бы ни разрывались на нем сейчас штаны, секс был бы абсолютно лишним. Секс разорвал бы то тонкое и красивое, что сплелось между ними и чему он не мог подобрать определения…

Они попрощались, целомудренно поцеловавшись в губы, и Филипп ушел пешком к себе в отель. Он шагал по ночной улице спокойный и счастливый. За спиной у него выросли крылья.

Был конец ноября, когда Филипп решил, что пора съездить домой. Собственно, он уже не знал, что именно надо называть домом. Он так привык к Нью-Йорку, что стал почти полностью понимать язык и даже находить оправдание американцам, которые манипулировали им.

В Европе стояла глубокая осень. Отец Йена уже давно перестал ездить на рыбалку вместе с Луцианом, сельскохозяйственные работы закончились, и все трое теперь проводили время у телевизора, скучая и поедая вяленую рыбу.

Филипп прослушал сообщения на автоответчике, привычно приуныл, не обнаружив голоса Селин. Он позвонил родителям и поздравил сестру с замужеством, правда, заочно, потому что та уже отбыла во Францию. На этом домашние дела закончились.

После Нью-Йорка ему было скучно в Дорфе, а тихие европейские городишки, которых так не хватало в Штатах, казались ему теперь глухоманью, где ничего не происходит и от скуки можно сойти с ума. Еще месяц назад он сидел у окна, влюбленный в непогоду и одиночество, а потом… А потом в его жизнь пришла Селин. С этого момента все перевернулось с ног на голову и начался новый отсчет биографии. С этого момента прежнего Филиппа не стало, появился новый, пока незнакомый даже ему самому…

От скуки Филипп перестал находить себе место. Его постоянно куда-то тащило и звало: он не мог сидеть дома, не мог сидеть на работе, не мог пить пиво с Йеном — не мог ничего. Вот если бы появилась Селин! Тогда бы он бросил все и остался.

Но она не появлялась. А в Нью-Йорке его ждала Джессика. И вечером в пятницу, вне всякой логики и здравого смысла, он уже сидел в самолете, прокручивая в памяти последние ночные прогулки по Нью-Йорку.

Их роман пока нельзя было назвать романом, потому что за две недели, прошедшие с того памятного поцелуя, Джессика начала его избегать. Это очень бесило, потому что в Берлине он, конечно, провел пару ночей с Люси, но они в полной мере удовлетворили только его тело, при этом усилив голод сердца.

А теперь, когда он собрался восполнить душевный вакуум, Джессика начала играть с ним. Они по-прежнему мило общались на работе, но он прекрасно видел, что между ними выросла какая-то стеночка: прозрачная, тоненькая, тщедушная, но вполне осязаемая. Она что, ждет его признаний в любви, прежде чем лечь с ним в постель? Или решила, что в Германию он летал к Селин, и обиделась? Однако пусть не думает: он не собирается терпеть ее глупую ревность! Это же просто издевательство над ним и его молодым, полным здоровых инстинктов телом! Никогда не понимал таких условностей и сейчас не станет себе изменять.

На секунду он задумался, ощутив в сердце знакомое чувство. Неужели?.. Да-да, ошибки быть не могло: с Джессикой он становился прежним Филиппом. Требовательным, эгоистичным, веселым, щедрым на любовь и скуповатым на деньги, жизнерадостным, немного циничным, но в целом — прекрасным парнем, за которого вышла бы любая девчонка.

Куда же все это делось с тех пор, как он встретил Селин? Рядом с Джессикой он умел быть счастливым. Рядом с Селин — умел любить.

Почему-то эти два чувства противостояли друг другу в его душе. Что выбрать? Что важнее?.. Пока он не знал.

В начале декабря отмечали день рождения фирмы. Праздничная программа, растянувшаяся на неделю, была подготовлена в нескольких разных вариантах. От самых скромных — для основной публики, до эксклюзивных — для ВИП-персон и акционеров холдинга.

А в пятницу вечером планировалась главная финальная вечеринка на три дня, на которую пригласили около пятисот человек и арендовали теплоход. Услышав про теплоход, Филипп понял, что больше Джессике отступать некуда.

Он был ослеплен блеском бриллиантов, тысячекратно преломленным и умноженным лучами настенных бра, и красотой обнаженных женских плеч. Мужчины выступали в костюмах, а кое-кто и в смокингах, и он подумал, что для таких мероприятий существует, пожалуй, самый жесткий дресс-код в мире. Попробуй приди в… джинсах и свитере! Тебя тут же спустят с лестницы и не посмотрят, что написано на визитке.

— Это все равно что нарушить правило костюмированной вечеринки и прийти в вечернем платье или в обычном смокинге, — ответила Джессика на его грустное философское замечание. — Тебя просто выкинут за борт.

Филипп поежился. За борт ему не хотелось. За борт, по наступлении часа ночи, могли выйти все желающие, во время остановки в Нью-Лондоне. Остальные плыли дальше с ночевкой в каютах и субботним праздником в Бостон. Самые стойкие, видимо, могли вернуться на этом же теплоходе домой, но уже в воскресенье.

— Сколько же можно пить за день рождения компании? — искренне изумлялся Филипп. — Моя прабабка была русская. Вот там, она говорила, могут долго пить. Без остановки праздновать несколько дней. Но тут — не Россия.

— Не Россия, — ответила Джессика, кутаясь в манто и оглядываясь на гостей, которые шли от пристани, заполняя небольшой зал в закрытой палубе, — но празднуем уже восьмой день. А ведь это только пятилетие! Что же будет, когда фирме стукнет десять?

— Запой.

— Что такое «запой»?

— Это бывает у русских. Лучше этого не видеть.