Именно поэтому он ей и написал из Вены. А когда она ответила… когда стало понятно, что они назавтра увидятся…

Марк Леви никогда не добивался женщин. Ему всегда было достаточно улыбнуться и пары фраз. Дальше всего происходило как-то само собой. Что делать теперь, Марк не представлял. Был уверен точно, что мужским вниманием Кристина избалована еще больше, чем он — женским. И что ему делать, чтобы его идея воплотилась в реальность — не имел ни малейшего понятия. В конце концов, Марк решил, что дурачком себя выставлять и бегать за Кристиной он все равно не станет. Просто будет душкой и котиком Леви, проведет с ней столько времени, сколько получится. А там — там по обстоятельствам посмотрим…

Марк всегда знал, что нравится женщинами. Всегда четко чувствовал момент, когда он нравится настолько, что дальше возможна постель. Он считывал эти знаки безошибочно. Как женщина при этом смотрит, как двигается, ее мимика, жесты — это все читалось совершенно явно.

В какой-то момент ему стало казаться, что и Кристина его хочет. Но Марк решил, что это его желание близости с этой девушкой играет с ним злую шутку, и он выдает желаемое за действительное. Лишь когда она сказала «Как жаль, что поздно», когда он заглянул ей в глаза — тогда Марк вдруг понял, что ему не кажется. А после поцелуя все сомнения исчезли окончательно.

А после он едва сдерживал почти подростковое нетерпение — быстрее-быстрее добраться до того места, где можно уединиться. Но все-таки хорошо, что до его гостиницы им пришлось ехать, а потом идти. Во-первых, Марк еще раз и окончательно убедился, что Кристина его хочет. Это так откровенно теперь читалось в ее взглядах, в некоторой нервности в жестах и движениях. От этого, конечно, конкретно срывало крышу. А во-вторых, он все-таки, как это ни парадоксально, смог немного успокоиться. Черт побери, нельзя уронить чести лучшего любовника авиакомпании!

Поэтому ladies first. Чувствуя, как от движения трамвая Кристина то и дело касается его — то коленом, то плечом, а то и вовсе грудью, Марк дал себе слово, что возьмет эту девушку, когда она будет приходить в себя после первого оргазма. Не раньше.

Нельзя посрамить чести отечественной авиации. А Кристина должна ощутить, почувствовать всем телом, что рядом с ней не один из ее многочисленных поклонников, добивающихся ее внимания.

Что Марк Леви — это что-то особое. Пусть и не писатель.

Да что ж так медленно едет этот трамвай!

* * *

Они не стали зажигать свет и долго целовались прямо у двери номера, едва закрыв ее. Марк целовал Кристину и запускал жадные пальцы в волосы. Целовал и стаскивал с ее плеч куртку. Целовал и скидывал свою. А потом подхватил девушку под ягодицы, приподнял — и ее ноги легко и естественно перекрестились на его пояснице, а ее волосы, когда Крис наклонила к нему свое лицо, спрятали их обоих от всего мира.

На постель свою ношу Марк опустил аккуратно. Но унять нетерпение уже не мог. И, жадно целуя приоткрытые губы, принялся торопливо раздевать девушку. Жалюзи не задернуты, света с улицы должно хватить, чтобы все это… рассмотреть.

Объемный худи улетел в сторону. Оказалось, что он скрывал небольшую, но абсолютно идеальную упругую грудь с торчащими сосками.

Не удержался — и тут же припал губами. Торт «Захер» совершенно несладкий по сравнению с тем, какой на вкус ее сосок. И какие сладкие всхлипы Кристина способна издавать. И стоны. Собственные руки кажутся огромными на фоне ее груди, лучше — языком и губами. Потом вниз. Гладкий живот, который зачем-то перечеркивает пояс джинсов.

К черту!

Ее бедра дрожат, когда он тащит джинсы вниз, вместе с бельем. Смыкаются, сжимаются, когда его ладони ложатся на гладкую кожу.

Он шептал ей что-то бессвязное, утыкаясь губами прямо в то место, которое на показах «Виктория Сикрет» было прикрыто крошечными кружевными трусиками.

Все будет хорошо. Покажи мне. Мне можно.

Мне нужно!

Он исцеловал ее бесконечно длинные прекрасные ноги от подвздошных косточек до лодыжек. У Кристины вытянутые изящные ступни. Если интернет не врет — то сорокового размера. Их это не портит. Кристину ничего не портит, она совершенна вся. И он целовал хрупкие изящные ступни, лодыжки. И когда Марк двинулся обратно, снизу вверх — бедра поддались давлению его пальцев. И растворились.

Все-таки не видно ни хрена! Но на вкус — сладко. Снаружи — бархатистая, как кожица персика. Внутри — влажно, тягуче, как мед. Слизывать эту сладость как подтаявшее мороженое. А оно все влажнее, все вкуснее. Вот здесь, здесь же, да, самое вкусное?

Одно ее колено отведено в сторону. А другая нога лежит на его плече. Марк чувствует, как-то вот совсем отдельно чувствует эту изящную ступню на своем плече. Как дрожит ее стопа. Как она вдруг начинает двигаться по плечу, словно лаская, скользит вбок, назад, уходя за спину. И снова дрожит. А потом вдруг упирается плотно, и женские бедра поднимаются ему навстречу. Как поджимаются от наслаждения пальцы на ноге, впиваясь ему в лечо.

Она дрожала, всхлипывала. Делала все, чтобы это становилось еще слаще, еще… еще… еще…

Марк безошибочно точно определил момент, когда она вот-вот. Вот-вот. Вот-вот.

Языком упруго и быстро по карамельке клитора и два пальца внутрь. Ух, узко как! Он не успел сосредоточиться на этой мысли. Пальцы туго и ритмично обхватило. Бедра взлетели вверх. А он продолжал неутомимо ласкать языком то место, где сейчас билось ее наслаждение.

Да, моя хорошая, да…

Сейчас ты отдышишься, стихнет последняя дрожь наслаждения — и придёт моя очередь. Нам будет хорошо уже вдвоем, вместе. Я тебе обещаю.

Она долго дрожала в его руках. Он ждал. Не торопил. Держал в своих руках, прижимал и дышал в нежный, одуряюще пахнущий висок.

А потом Кристина повернула голову.

И Марк понял, что на него так никогда не смотрела ни одна женщина. Ни до, ни после секса. Вообще никогда.

* * *

Кристина даже не подозревала, что такое бывает. Это было единственное, что она сейчас про себя понимала. А еще то, что причина этого — Марк.

Она смотрела в его лицо, в его поблескивающее в полутьме глаза — и что-то странное снова происходило с нею. Этот прилет в Вену что-то переменил в ней, быстро и необратимо. И причина — он.

Мужчина, который лежит рядом. Который только что сотворил с ее телом что-то немыслимое. Чудесное. И это стало последней тягучей сладкой каплей, которая обрушила ее прежнюю жизнь. И прежнее представление о себе.

Кристина подняла еще не слишком послушные и слегка дрожащие руки, обхватила его лицо. Самое прекрасное на свете лицо. И произнесло вслух то, что вдруг неожиданно всплыло — и затмило все окружающее и заполонило все ее существо.

— Я люблю тебя.

* * *

А вот теперь она зажглась — та самая сигнальная красная предупреждающая лампа.