– Успокойся, успокойся.

– Мне страшно. Не отпускай меня.

– Попробуй снова уснуть. Я здесь.

– Я не хочу больше спать, я не хочу видеть сны.

На следующий день у моей психологини

– Это те же картины, вокруг них было то же золотистое свечение и этот ужас, я никогда в жизни такого не испытывала. Твердое понимание того, что это конец, мое тело искорежено и исчезает навсегда. Младенец сидел рядом со мной, с закрытыми глазами, затем этот грохот, от которого лопаются барабанные перепонки, волчьи глаза в зеркале заднего вида, я сойду с ума, доктор, если так будет продолжаться.

– Сумасшествие не может начаться со снов. Когда вам последний раз снился подобного рода сон?

– Где-то месяц назад.

– Значит, каждый месяц.

– Да, каждый месяц с тех пор… как прошло два года со времени моей трансплантации.

– Это логичная ассоциация.

– Но что это значит? Неужели кошмары будут сниться до конца моих дней? Что мне делать?

– Освободите себя от всех вопросов, связанных с вашей пересадкой… Пришло время.

– Но что означает этот сон?

– Я уже говорила вам, Шарлотта, я не специалист подобного рода расшифровки. У меня нет таланта Фрейда, и вся интерпретация остается субъективной. Сны символичны. Они выражают то, что вы не осознаете наяву. Разгадать смысл слов, понять, что они символизируют, – ваша задача. Неуправляемый автомобиль, скорость, враждебность ночи, младенец…

– Я бы хотела знать, кто был моим донором.

– Зачем?

– Чтобы отблагодарить, чтобы понять… откуда появилось это сердце, это вроде желания знать свои корни…

– Но это совсем другое. Ваш донор никак не связан с вашими снами и еще меньше – с вашими корнями, вы заблуждаетесь. Ваша личность, происхождение – не в этом пересаженном сердце. Это плод воображения. Сердце – всего лишь орган, хотя и удивительный. Ваше сердце – пересаженное. Оно билось в другом теле. Теперь оно бьется в вашем. Операция, само собой, привела к каким-то изменениям в вашем организме, как и любое вмешательство. Но ключ у вас в голове, а не в сердце.

– Это странно, но иногда я думаю обратное, я чувствую… неизвестное сердце.

Обедая с Лили, я рассказываю ей о своих кошмарах, испытывая тревогу, охватывающую меня каждый раз, когда я затрагиваю эту тему. Она хочет купить мне словарь толкования сновидений, затем придумывает интерпретацию, чтобы успокоить меня.

Огромная скорость, тянущаяся дорога, автомобиль, в котором она видит меня пленницей, – символы моей жизни, которая противоречит моей настоящей природе и желаниям. Враждебная ночь – это моя профессия, люди, с которыми я работаю, забывающие обо мне. Младенец – это второй ребенок, которого у меня уже не будет, а зеркало заднего вида… Лили подчеркнуто выдерживает небольшую паузу, прежде чем закончить с триумфом: «Это прошлое, которое преследует тебя, это итог сорокалетия. Все это нормально», – убеждает меня Лили вслед за Клер.

– Ну, с тобой мне даже не нужен словарь.

Антуан, мой агент, в очередной раз спрашивает меня по телефону, как я поживаю. Вместо традиционного «все хорошо!», полного вымученного энтузиазма, я говорю довольно реальное «так себе…».

Мне снятся кошмары, повторяющиеся и мучительные. И когда приходит день, я с ужасом жду ночи.

– Бедняжка… Тебе нужно проконсультироваться с кем-нибудь, кто умеет толковать сновидения. К тому же есть словари, я думаю. Тебе стоит увидеться с Пьером, ясновидящим, о котором я тебе говорил, он невероятный, он не только ясновидящий, но еще и терапевт, он шикарный.

– А кроме этого? Есть какие-нибудь новости для меня?

– Я встретил Тони, она планирует разные мероприятия, она позвонит тебе, рекламная кампания книги не закончена.

Во время одной из радиопередач я встретила хроникера, известного своим подловатым юмором. Он мне кивает. Выглядит он внушительно, двигается с трудом. Через несколько недель я с удивлением листаю в ближайшем книжном магазине его последнюю книгу. Просматриваю по диагонали. Он описывает разные милые оргии между тучными пациентами. Я с трудом могу вообразить себе эту сцену. Он также описывает свой член и, видимо, доволен его пропорциями. Словом, я уже собираюсь захлопнуть книгу, когда взгляд цепляет мое имя. «Шарлотта Валандре, как и X (называет другую актрису), уподобляется колбаснице, которая рассказывает про свои несчастья и потом забирает деньги». Я улыбаюсь. Ассоциация с колбасницей, пожалуй, симпатична. Я лично с ними не знакома, потому что не ем колбасу, но представляю себе колбасницу жизнерадостной, живой, такой французской-французской. «А потом забирает деньги…» Это точно как и каждый человек, которому надо заработать на жизнь. Как и он сам, если его проблемы лишнего веса у кого-нибудь вызовут интерес. Слова, использованные им, не смущают меня. Не нравится, по сути, только желание сделать больно, лживость и нарочитость, потому что прежде, чем книга выйдет в свет, она несколько раз читается и перечитывается. Слова взвешиваются и оттачиваются. Тони, которая с ним немного знакома, говорит мне, что «ради красного словца не пожалеет и отца, но может иногда быть и добрым». Избави бог от таких добреньких.

Через несколько дней – совпадение – я слышу, как тот же господин заявляет по телевизору, что «Изабель Аджани теперь похожа на селедку». И тут я взрываюсь.

Я в упор смотрю на экран. А ты-то сам на кого похож? Толстый мудак, которому платят за то, чтобы он нес всякую фигню. И всем только того и надо. Но я знаю, почему он такой толстый, он накачан желчью. Он притворяется симпатягой, этот потаскун, он вовсе не добряк, а людоед, он прикрывается добродушием, из-под которого так и брызжет яд.

Новое совпадение, я недавно встретила Изабель, которую мне представил Доминик Бенеар, мой бывший агент, теперь ставший продюсером. Так что я могу засвидетельствовать и еще раз подтвердить красоту этой волшебной женщины на фотографии и в жизни и неземную синеву ее детских глаз. Мадемуазель Аджани наверняка получила назавтра великолепные розы с запиской о прощении. Это новый метод. Делают гадость в прямом эфире (обычно женщинам), устраивают настоящий трэш, рейтинг подскакивает, а потом просят прощения, чтобы избежать суда. Вот такая теперь разработана свинская техника. И тут я снова вижу колбасницу, мою сестру, – только берегись, господин хроникер, из таких, как ты, делают зельц.

Иногда у меня голова идет кругом – в жизни все уравновешивается, и те, кого возносили до небес, кто ведал счастье, лучшую долю, когда-нибудь обязательно узнают и обратную сторону жизни, враждебную силу, худшее, инь после ян.

Сегодняшний день рискует оказаться скучным, несмотря на все усилия придать жизни динамику. Один из тех дней, которые похожи на все другие. День без Тары – она у отца, без Лили, которая уехала на выходные в любовную поездку со своим певцом (он, кажется, угомонился), без Стивена, у которого дежурство, без отца и сестры, которых мне не хватает, они в бретонском уединении, без эсэмэсок, без проектов, без цели, без шума.