Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, вернувшись в родной город, я обнаружила в середине сентября письмо в почтовом ящике, письмо из журнала, извещавшее меня, что мое сочинение заняло второе место и что вместе с двумя другими победителями конкурса мы поедем на неделю в Венгрию, где будем гостями пионерии Будапешта. В первый момент я завопила от радости. Потом вспомнила про Юлика. Я не знала, что делать.
Может быть, подумала я, он забыл о конкурсе. Ведь я сама почти забыла о нем летом. В начале учебного года Юлик ни словом не обмолвился о том, что ждет результатов, ни разу не упомянул о нашем сочинении. Я видела его на углу соседней улицы в компании старшеклассников, он держал во рту зажженную сигарету, с которой выглядел смешным и маленьким. Он меня не заметил.
Я решила, что буду молчать. Поездка совпадала с зимними каникулами. Может быть, он не заметит моего отсутствия. А если заметит, я всегда смогу сказать, что ездила к бабушке в Кемерово. Главное, не привозить никаких сувениров, чтобы он не догадался, зайдя ко мне в гости. И матери строго-настрого сказать, чтобы держала мою поездку в тайне. Такая секретность чуть-чуть убивала мою радость от предстоящей поездки, мне хотелось всем рассказать и похвастаться, было странно держать это в себе, у меня никогда раньше не было тайн, хотя иногда я и жила другой, воображаемой жизнью, в которой я – то спасала человечество, то давала интервью иностранным изданиям, то общалась с инопланетянами.
Может быть, мой детский обман сошел бы мне с рук, если бы пионерский журнал не захотел потом написать статью об удачной поездке советских пионеров к венгерским друзьям. Журналисты той поры писали особым стилем, радостным, простым и, конечно же, насквозь фальшивым. Но фальшь почти не уменьшала радости для нас, пионерских активистов, потому что в любом случае мы пытались жить в той, другой, реальности, где горн, барабан и отрядное знамя были священны и бессмертный дедушка-Ленин осенял нас с портретов. Это было гораздо лучше, чем пьянь в подъезде, километры блочных домов и давка в метро. По крайней мере, я предпочитала думать о подвигах революционеров-подпольщиков, а не слушать мат-перемат с соседней скамейки.
Но, думаю, есть божество реальности, которое карает всех тех, кто хочет жить не в этом мире, а в своем, придуманном, и оно меня настигло и покарало, так что теперь я, по крайней мере – наедине сама с собой, – всегда пытаюсь дать себе отчет о том, что меня на самом деле окружает, и не витать в облаках фантазий.
В статье (радостно-оптимистической) говорилось, как пионеры из СССР поехали в гости к пионерам Венгрии. Как они (то есть мы) попробовали знакомые нам лишь понаслышке блюда венгерской кухни и как нам особенно понравился торт «Добош». Как мы вместе читали стихи и пели песни в местном дворце пионеров. Как нас водили на мебельную фабрику и как с нами беседовал председатель профсоюза. Как на автобусе нас свозили посмотреть на озеро Балатон. Как нам удалось насладиться достопримечательностью столицы – теплыми источниками.
Лучше всего я запомнила бассейн – над водой поднимался пар, мне не верилось, что я плаваю зимой под открытым небом. Потом, выскочив из воды, мы бежали по коридору туда, где чинные пенсионеры сидели по шею в горячей, пахнущей тухлыми яйцами воде. Мы, юные пионеры, визжали от восторга, но посреди этой радости я думала о Юлике, о том, что его здесь нет, о том, что он лишился и бассейна, и горячей бани, о том, что я лишилась его самого, ведь он мог быть здесь: его худое тело с длинной шеей, его большая голова со спутанными кудрями, его усыпанный веснушками нос – все это могло быть здесь, в горячей воде, рядом со мной, если бы не мой обман или моя забывчивость. Я сама не понимала, почему так произошло, была ли я слишком жадной, стыдилась ли я его компании, думала ли я, что нас задразнят, если бы мы выиграли конкурс и приехали бы вместе? Или я действительно забыла, заглядевшись на балкон дома напротив, пытаясь разгадать тайную жизнь мужчины в белой майке, который вышел покурить, забыла поставить второе имя на обложку, столь тщательно продуманную?
Несколько лет подряд после этой поездки мне будут сниться желтые стены купальни, окружающие голубой бассейн, и мелкая плитка в темной комнате с теплой водой, темнота и теплота и близость Юлика, который – мне снится – приехал со мной и сидит рядом по шею в пахнущей тухлыми яйцами воде и рассказывает о том, как он увидел инопланетянина в дедушкин бинокль, а я ему рассказываю – нет, я ничего не рассказываю, я просто слушаю, сидя в теплой воде, в моем первом купальнике рядом с моей первой любовью.
Мое имя упоминалось в журнальном отчете о нашей поездке: каждый, кто ездил, рассказывал о своих впечатлениях, и я тоже что-то сказала, кажется, как мне понравился зоопарк в Будапеште, особенно слоновник – этот слоновник тоже снился мне потом, слоны плавали рядом с нами и были одновременно чем-то вроде идолов, на которых нам надо было молиться. Когда я получила журнал, я спрятала его под диван, потому что мне не хотелось думать, что Юлик откроет его и прочтет статью. Я надеялась, что, может, он больше не читает детских журналов, ведь нам было уже двенадцать и недавно я видела его в компании старшеклассников. Может быть, он презирает теперь пионерскую мелюзгу. В первый раз в жизни я сказала, обращаясь к неведомому и невидимому собеседнику: пожалуйста, сделай так, чтобы Юлик ничего не узнал.
Дверь общежития кто-то оставил чуть приоткрытой. Я вошла без звонка, посмотрела на сторожа – на этот раз за стеклом в проходной был мужчина, улыбавшийся, щербатый – и спустилась по лестнице. Я быстро прошла по балкону с серым паласом и постучалась.
Я услышала голоса за дверью, мужской и женский.
Я успела подумать: вчера в эту дверь звонила другая. А я была внутри – с ним.
Теперь я жду, чтобы меня впустили.
Но может быть, это что-то совершенно невинное. Например, завхоз (дама-завхоз) зашла поговорить о горячей воде или электрик (дама-электрик) – зашла, чтобы списать показания счетчика.
Варгиз открыл дверь, но – вместо того чтобы поцеловать меня – чуть отступил. Я сделала два шага вперед и увидела открытый чемодан посреди комнаты и женщину на коленях возле него. Она вынимала вещи из чемодана и складывала стопками на красный диван. На крутящемся кресле за компьютером сидел ребенок лет пяти. Одной рукой он пытался снять с себя шарф, замотанный вокруг шеи, другой отталкивался от стола, чтобы кресло продолжало кружиться. Ребенок и женщина обернулись ко мне. На ней был толстый свитер, ее шея казалась очень тонкой в этом свитере, и шея ребенка тоже показалась тонкой и хрупкой, когда он наконец сорвал с себя шарф. Я не поняла, красива ли эта женщина, она смотрела на меня пристально из-под сведенных бровей, как будто пыталась понять, в свою очередь, кто я. Такой сюрприз, сказал Варгиз, семья прилетела на выходные. Он даже не представил меня им, ему хотелось, чтобы я ушла, женщина была недовольна моим приходом или она уже была рассержена до того, как я появилась. Мне нужно было быстро придумать объяснение, почему я здесь. Пришла что-нибудь одолжить, пакетик чаю, спички, соль, вряд ли он заваривает чай в пакетиках, извините, говорю я, можно одолжить щепотку соли? Да, конечно (Варгиз благодарно отсыпает мне щедрую горку соли в подставленную ладонь). Спасибо, до свидания, приятного отдыха. Да, спасибо.