Сердито хлопнула дверь. Хозяева не попрощались, не стали ждать, пока гости усядутся на лошадей и отъедут.

Илинэ с гулко забившимся сердцем привалилась спиной к стене коровника и охнула, приметив крадущегося с задворок Болота.

– Ты что здесь делаешь?

Он словно не услышал. Снял шапку и мотнул подбородком в сторону ворот:

– Сваты приезжали к вам от Кинтея.

Губы подрагивали на краснощеком лице, взлохмаченные волосы точно огнем голову охватили, еще и дымились. Нагнувшись, захватил полную горсть снега и жадно проглотил. Парню, видать, было нестерпимо жарко.

– От Кинтея? – не поверила Илинэ. – Не может быть!

– Дядька его. И женщины две из родичей, – проговорил Болот тоскливо, утирая рот рукавом. Приблизился почти вплотную. Илинэ услышала, как втянутый мощным вдохом воздух задержался в горле парня. Показалось, не совладав с собой, прижмет к себе или, чего доброго, опять на руки поднимет… Выставила вперед ладонь.

– Не ходи пока далеко от жилья, – выдохнул Болот. Откачнулся, будто напоролся на батас, а не на слабую руку. – Звери кругом.

Когда Илинэ заходила в юрту, конь чуть помедлил, развернулся и понес всадника обратно в горы. Снег снова посыпал крупно и часто.

Дьоллох не дождался сестренки, уснул. Илинэ не стала будить усталого брата. Матушка, пряча глаза и вздыхая, сообщила о визите родичей Кинтея.

– Надменные, кичливые люди. Надеюсь, потому не растрезвонят об отказе, не станут парня бесславить. Обижал в детстве, а вот поди ж ты, как повернулось. Но, может, ошиблась я, и нынче люб он тебе?

– Не люб, – Илинэ обняла толстую матушку, расстроенную разговором с нежданными гостями и руганью под конец. Лахса понюхала завитки на шее дочери:

– Вот и хорошо. К тому же он отцу родичем приходится в восьмом колене.

– Мне же, не Илинэ, – кряхтя, напомнил с лежанки Манихай. – Раньше девок не спрашивали – люб, не люб. От размера калыма согласие зависело. У этих-то, поди, неплохой выкуп. Кичливые – ну и что, зато не скаредные.

– Губы их солью обсыпаны, – ощерилась Лахса.

Вздрогнув от свирепой оглядки жены, Манихай закивал с благостной улыбкой:

– Э-э, мало слов – невкусно, много слов – горько…

Чему радуюсь: счет сватам пошел.

Растревоженная первым сватовством к дочери, матушка принялась перебирать в укладке приготовленное прошлой весной приданое. Прозвенела бубенчиками счастливой безрукавки-стерха, колокольцами поющей постели. Переложила шапки-дохи средством от моли – сухими ветками можжевельника. Добрые вещи с нужным присловьем и знаками-оберегами помогла пошить Урана, тогда еще не совсем слабая.

У двери кто-то застучал торбазами, отряхивая снег. Лахса поспешила задвинуть укладку под нары.

– Новости есть? – весело спросила с порога дочь старейшины Айана и обшарила юрту шустрыми глазенками. «Дьоллоха ищет», – поняла Илинэ.

Не особым вниманием жаловал брат резвую Айану, с малых весен готовую сделаться стерегущим дэйбирем в его руке. Матушка почему-то раньше девчонку недолюбливала, а теперь обращалась с ней ласково. Вот тетушка Эдэринка, Айанина мать, к Дьоллоху, напротив, стала суровее прежнего.

– Есть разные новости, – приветливо сказала Лахса. – Проходи, раздевайся, Илинэ расскажет.

– А я за нею и пришла, – затараторила Айана. – Долгунча задумала гадать сегодня, зовет посумерничать. Меня отпустили. Илинэ сможет пойти? Я с собой сушеного ситнику взяла, – потрясла мягким мешком, – циновку буду плести, чтоб не праздно сидеть. Матушка дала оленью печенку и осетра печеного – угоститься всем. Илинэ, если пойдешь, что-нибудь возьми из еды. Нас много будет. Вдруг еще парни явятся…

Выдохшись, помолчала и не утерпела:

– А Дьоллох приехал?

– Приехал, приехал, – улыбнулась Лахса. – Притомился, поел да уснул.

Илинэ глянула на матушку вопросительно. Та кивнула:

– Ладно, иди. Пенок мороженых, белой колбасы кусок в туес положи. Возьми конский волос. Веревок насучишь, за беседами впрямь незаметно. Только не шибко играйте с парнями! К ночи Дьоллоха отправлю. За тобой, Айана, пришлют?

– Сами прибегут близнецы, не запылятся! – засмеялась девочка. – Им, небось, тоже погадать интересно, ведь на днях идти в лес за имеющими кровь!

Собираясь под Айанину болтовню, Илинэ расслышала, как Манихай подивился шепотом:

– Это сколько же Долгунче весен?

– Сколько б ни было, пока одна – все молодая, – ответила матушка.

– Не человек находит любовь, сама любовь рано или поздно находит, – изрек Манихай, размягченный сегодняшними событиями.

– Живой человек от любви никуда не убежит, – согласилась Лахса.

Долгунче, не обремененной семьей, нравилось собирать молодежь. Уйдя от родственников, жила одна в новой юрте. Собственное хозяйство хомусной игрой накопила. Никто ей не указ, а все же родители, отпуская дочерей на посиделки, были уверены: веселая, но строгая перестарка лишних шалостей не дозволит.

Светло горели расставленные всюду плошки. Девушки принесли с собой работу. Вили косицы из послушного ситника, собранного под осень увядшим. Расстелив на полу, тонкими волосяными веревками прошивали конские потники.

Скорее бы из облаков вполную показалась дева Луна, пособница сердечных тайн и гаданий. Не при всякой луне разрешается спрашивать духов. А после снега она должна выйти чистая и спокойная, – значит, можно. Вначале девушки будут гадать на женихов, затем парни придут пытать ответа об охотничьей удаче. В другой раз станут ворожить лишь в Месяце водяных духов, во время красного совершенства – первые ночи полнолуния.

– Говорят, будто Кинтей надумал кому-то соболей послать, – одна из девиц поделилась слушком со всеми, а сама на Илинэ лукаво зыркнула.

– Не позавидуешь той, что его суженой станет, – зевнула другая, заворачивая длиннющую косу вокруг головы, чтобы не мешала. – Больно высоко мнит о себе этот малый.

– Статный, красивый, – вступилась третья, веснушчатая. – Чем нехорош?

– А что в нем доброго-то? – покосилась длиннокосая. – Хитрый, словно лисьи глаза проглотил!

– Хитрость выгоду знает, – возразила первая. – Для семьи его будущей вовсе не плохо. Кому же он, интересно, Сюр готов приоткрыть? Есть ли эта счастливица среди нас?

Девушки засмеялись. Заоглядывались друг на друга, корча рожицы и показывая языки. Илинэ затаила дыхание. Сейчас та, лукавая, в нее пальцем ткнет! Что молвить тогда, как отшутиться, словечком не затронув неудачливое сватовство? Не то опозорит парня перед всеми, хуже слухи пойдут! А так, может, люди не узнают. Сваты Кинтею родня, самим не с руки об отказе трепать, не зря матушка сказала.