Сократа Пникс, откуда Перикл провозгласил демократию, и храм первого металлурга, бога Гефеста, присутствовавшего при рождении богини Афины Паллады, и знаменитая дорога — Пропилеи, по которой шествовали девственницы.

Неописуемо прекрасная колоннада Парфенона и античные статуи времен Фидия.

Мы медленно движемся в этом мире богов, памятников и величественных развалин. Ученая музейная дама, мешая нам созерцать истинную красоту, рассказывает всякие исторические анекдоты о том, как Гефест поймал Афину в оливковой роще… И как ареопаг ночью судил жену Агамемнона… И как старейшины обвинили Фидия в краже золота, отпущенного на украшение статуи Афины… А над нами горячее солнце… Зеленая весенняя трава пробивается сквозь каменные плиты… Нежные целомудренные лепестки скромных полевых, придорожных маков. И вдруг все смолкает. Мы на вершине Акрополя… Здесь вышка, где сохранилось голое древко, флагшток от фашистского знамени, которое сорвал в черные дни немецкой оккупации юноша, по имени Манолис Глезос. В ночь на 31 мая 1941 года он не мог примириться с тем, что паучья свастика развевается над землей Эллады. Он совершил свой подвиг, который вдохновил на борьбу с фашизмом тысячи «непокоренных», десятки тысяч партизан, воевавших за свободу Эллады в горах и ущельях Грамоса…

После освобождения Афин благодарная родина должна была поставить памятник Манолису Глезосу, своему национальному герою…

Но сопровождающая нас ученая дама, так красноречиво рассказывающая о Гефесте и Афине, запинается, переходит на скороговорку, старается поскорее увести нас от этого «злополучного» древка, боится произнести имя Глезоса.

…Я вспоминаю, как совсем недавно, в Москве, Петрос Антеос читал мне набросок своего очерка, посвященного герою.

«Завтра на рассвете греческая весна перед своим уходом подымется на афинский Акрополь, чтобы приколоть цветок мака к груди Манолиса Глезоса. Но в этом году она не найдет там ничего, кроме скорбных легенд… Тогда она отправится в Парк Героев. Может быть, из солнечного мрамора изваян его бюст? Однако Манолиса нет и там. Весна будет отыскивать в городском лабиринте улицу его имени. Но нет в Афинах ни улицы, ни площади имени Глезоса. Весна направится в старый квартал, где жил Манолис; здесь она встретит его мать Андромаху, шестилетнего сына Никоса и жену Тассию, раненную во время демонстрации за освобождение узников-демократов.

Наконец, весна увидит Манолиса Глезоса за огромной решеткой. И не только его, человека со знаменем, прославившего двадцать лет тому назад весну и этот город, но и две тысячи его товарищей: героев антифашистской войны и Сопротивления, мужчин, поседевших в тюрьмах, матерей с детьми, которые родились в неволе… Сколько весен отцвело? И сколько раз май осыпался лепестками, не подарив им даже самого скромного полевого цветка?..»

Так или почти так писал Петрос Антеос…

Я отстал от других… Остался один у древка. Я закрыл глаза. И мне казалось, я вижу, как ползет по каменным плитам Манолис… Как взбирается он, кровавя ладони, по флагштоку, как борется с полощущим на ветру тяжелым знаменем, как срывает фашистского паука, распростершего свои колючие лапы над Элладой, над родиной…

Я наклоняюсь к подножию древка, и подымаю маленький, отколовшийся от плиты камень. Может быть, он сохранил на себе незримый след Глезоса… Может быть, именно на эту плиту опиралась нога Манолиса, прежде чем герой начал подыматься вверх по древку. Я прячу осколок в карман и догоняю своих друзей.

Шесть лет назад я встретил Манолиса Глезоса в Москве у пионерского костра. Он казался богатырем. Мускулистый и широкоплечий. Кудрявые волосы спадали на высокий лоб (таким вылепил его портрет Сергей Коненков). Он был оживлен, много смеялся. Когда маленькая светловолосая девчушка повязала ему красный галстук, он приподнял ее и крепко расцеловал.

Он рассказал ребятам о поверженном фашистском знамени и о славной жизни своего расстрелянного друга Никоса Белоянниса. Он научил пионеров петь боевую песню греческих партизан. Он прочел несколько строк из последнего письма Белоянниса:

«Мы любим Грецию сердцем и кровью… Когда вы судите меня, вы судите борьбу за мир… Вы судите Грецию… Советскому Союзу мы обязаны нашей свободой… До последнего мгновения я буду вспоминать благородные стремления людей, которые стараются спасти нас от палачей…»

Никоса Белоянниса расстреляли в ночь на 30 марта 1952 года…

Пабло Пикассо написал его замечательный портрет. С гвоздикой в руке.

…Глезос уехал на родину радостный, оживленный.

— Я вдоволь хлебнул живительного кислорода вашей страны, — сказал он нам на аэродроме. — Теперь мне будет легче жить и бороться…

…А потом мы узнали, что его схватила полиция, что его судили по тем же законам, что и Белоянниса. Гневные протесты миллионов людей со всех концов мира спасли его от смерти. Но его пытали. Его бросили в самую страшную тюрьму на острове Эгина, в восемнадцати километрах от Пирея. Туда, где в годы фашистской диктатуры томился Никос Белояннис.

…Он прикован к скале… И каждый день орел прилетает терзать его печень… Так слагаются новые мифы и новые легенды. Но Глезос не склонит своей гордой головы перед современными зевсами. Он борется даже в оковах…

В Пирее я остановился у киоска, где пожилой грустный грек продавал сувениры. Тарелочки. Аляповатые статуэтки Афины Паллады и Ники Самофракийской. Браслеты с изображением Акрополя и Парфенона.

Я хотел рассказать продавцу, что я уже «приобрел» самый дорогой сувенир из Акрополя. Я хотел спросить, видел ли он Манолиса Глезоса. Ведь тот не раз бывал в Пирее… Отсюда его переправили на остров Эгина.

Но продавец ничего не понимал по-русски, да если бы и понимал… вокруг было столько шпиков.

Я, оглянувшись по сторонам, подарил старику открытку с портретом Юрия Гагарина. Он взглянул, вспыхнул, быстро спрятал открытку в карман. Потом прижал руку к груди и, глядя мне прямо в глаза, прошептал: «Манолис».

Мы поняли друг друга.

И это было как сердечный разговор, как обмен боевыми паролями.

Я не знаю, вспомнил ли об этом бессловесном разговоре старый грек из Пирея, когда через год в Грецию приехал Юрий Гагарин. И я не знаю, пришлось ли ему повидать советского космонавта.

А может быть, он даже не знал, что Гагарин поднимался на Акрополь и молча стоял у легендарного флагштока.

Но Манолис Глезос в тюрьме Эгина узнал об этом, и он сумел в своей камере смастерить сувенир советскому герою: парусный кораблик, вырезанный из дерева, и шкатулку с национальным орнаментом.

Верная подруга Манолиса Тассия Глезос передала эти памятные подарки Гагарину.

А потом, с трудом прорвав все кордоны, уже в последние минуты пребывания Гагарина на греческой земле, пришло послание Манолиса Глезоса из тюрьмы.

«Я рад приветствовать тебя, герой космоса, на древней