Рога,  тимпаны, гусли, бубны

Гремят над  нею; старый князь,

Тоской  тяжелой изнурясь,

К ногам  Людмилы сединами

Приник с  безмолвными слезами;

И бледный  близ него Фарлаф

В немом  раскаяньи, в досаде,

Трепещет,  дерзость потеряв.

Настала  ночь. Никто во граде

Очей  бессонных не смыкал;

Шумя,  теснились все друг к другу:

О чуде  всякой толковал;

Младой  супруг свою супругу

В светлице  скромной забывал.

Но только  свет луны двурогой

Исчез пред  утренней зарей,

Весь Киев  новою тревогой

Смутился!  Клики, шум и вой

Возникли  всюду. Киевляне

Толпятся на  стене градской...

И видят: в  утреннем тумане

Шатры белеют  за рекой;

Щиты, как  зарево, блистают,

В полях  наездники мелькают,

Вдали  подъемля черный прах;

Идут  походные телеги,

Костры  пылают на холмах.

Беда:  восстали печенеги!

Но в это  время вещий Финн,

Духов могучий  властелин,

В своей  пустыне безмятежной,

С спокойным  сердцем ожидал,

Чтоб день  судьбины неизбежной,

Давно  предвиденный, восстал.

В немой  глуши степей горючих,

За дальной  цепью диких гор,

Жилища  ветров, бурь гремучих,

Куда и  ведьмы смелый взор

Проникнуть в  поздний час боится,

Долина  чудная таится,

И в той  долине два ключа:

Один течет  волной живою,

По камням  весело журча,

Тот льется  мертвою водою.

Кругом всё  тихо, ветры спят,

Прохлада  вешняя не веет,

Столетни  сосны не шумят,

Не вьются  птицы, лань не смеет

В жар летний  пить из тайных вод;

Чета духов с  начала мира,

Безмолвная  на лоне мира,

Дремучий  берег стережет...

С двумя  кувшинами пустыми

Предстал  отшельник перед ними;

Прервали  духи давний сон

И удалились  страха полны.

Склонившись,  погружает он

Сосуды в  девственные волны;

Наполнил, в  воздухе пропал,

И очутился в  два мгновенья

В долине,  где Руслан лежал

В крови,  безгласный, без движенья;

И стал над  рыцарем старик,

И вспрыснул  мертвою водою,

И раны  засияли вмиг,

И труп  чудесной красотою

Процвел;  тогда водой живою

Героя старец  окропил,

И бодрый,  полный новых сил,

Трепеща  жизнью молодою,

Встает  Руслан, на ясный день

Очами  жадными взирает,

Как  безобразный сон, как тень,

Перед ним  минувшее мелькает.

Но где  Людмила? Он один!

В нем сердце  вспыхнув замирает.

Вдруг витязь  вспрянул; вещий Финн

Его зовет и  обнимает:

"Судьба  свершилась, о мой сын!

Тебя  блаженство ожидает;

Тебя зовет  кровавый пир;

Твой грозный  меч бедою грянет;

На Киев  снидет кроткий мир,

И там она  тебе предстанет.

Возьми  заветное кольцо,

Коснися им  чела Людмилы,

И тайных чар  исчезнут силы,

Врагов  смутит твое лицо,

Настанет  мир, погибнет злоба.

Достойны  счастья будьте оба!

Прости  надолго, витязь мой!

Дай руку...  там, за дверью гроба

Не прежде -  свидимся с тобой!"

Сказал,  исчезнул. Упоенный

Восторгом  пылким и немым,

Руслан, для  жизни пробужденный,

Подъемлет  руки вслед за ним...

Но ничего не  слышно боле!

Руслан один  в пустынном поле;

Запрыгав, с  карлой за седлом,

Русланов  конь нетерпеливый

Бежит и  ржет, махая гривой;

Уж князь  готов, уж он верхом,

Уж он летит  живой и здравый

Через поля,  через дубравы.

Но между тем  какой позор

Являет Киев  осажденный?

Там,  устремив на нивы взор,

Народ,  уныньем пораженный,

Стоит на  башнях и стенах

И в страхе  ждет небесной казни;

Стенанья  робкие в домах,

На стогнах  тишина боязни;

Один, близ  дочери своей,

Владимир в  горестной молитве;

И храбрый  сонм богатырей

С дружиной  верною князей

Готовится к  кровавой битве.

И день  настал. Толпы врагов

С зарею  двинулись с холмов;

Неукротимые  дружины,

Волнуясь,  хлынули с равнины

И потекли к  стене градской;

Во граде  трубы загремели,

Бойцы  сомкнулись, полетели

Навстречу  рати удалой,

Сошлись - и  заварился бой.

Почуя  смерть, взыграли кони,

Пошли стучать  мечи о брони;

Со свистом  туча стрел взвилась,

Равнина  кровью залилась;

Стремглав  наездники помчались,

Дружины  конные смешались;

Сомкнутой,  дружною стеной

Там рубится  со строем строй;

Со всадником  там пеший бьется;