– Синтия, Мэверик! Подождите!

К ним спешил отец Баптисте.

– Мне не хотелось, чтобы вы встретились с Розалиндой без меня, – сказал он.

– Ожидаете неприятностей?

– Не думаю, – ответил отец Баптисте. – Но Розалинда знает меня и доверяет. Поэтому лучше мне пойти с вами.

– Благодарю, – сказал Мэверик.

– Но сначала я хочу кое-что объяснить. Тьюла – необычное место. В большинстве поселений индейского племени яки нет церкви. Но в этой деревне церковь появилась давным-давно, и с тех пор отцы церкви присылают сюда священников.

Синтия слушала его с интересом, думая о книге, посвященной истории племени яки.

– Обычно церковь, отчасти католическая, отчасти яки, сама идет к народу. Пако, религиозный праздник, во время которого церемония проходит под деревом в патио, бывает то в одном, то в другом доме. Много раз церемония проходила в доме Розы. Но в этой деревне люди племени яки приходят и в нашу церковь.

Мэверик бросил взгляд через плечо на дом Розалинды:

– У нас есть время поговорить об этом?

– Да, это важно. – Отец Баптисте сложил руки и потер одну о другую. – Жители деревни яки в своей духовной жизни опираются на ежедневную практику. У каждого есть определенные обязанности, выходящие за пределы их повседневного существования и работы. В воскресенье «койоты» несут изображение своей покровительницы, Святой Девы Гуадалупе, на праздник пако.

Мэверик смущенно и непонимающе хмурился.

– Дайте мне еще минуту времени. Я все объясню, – продолжал отец Баптисте. – В ожидании вашей встречи с девочкой я вдруг понял, что если она уедет с вами, то окажется вдали от обычаев и верований яки.

– Вы хотите сказать, что ей не следует уезжать отсюда? – спросил Мэверик.

– Нет, – возразил отец Баптисте и покачал головой, вы ее единственный родственник. Я просто прошу вас не забывать о ее религиозных предпочтениях.

– Едва ли я гожусь на роль примерного воспитателя. Моя жизнь не была образцом нравственности. И я ничего не знаю о том, как растят детей. – Мэверик покачал головой. – Но мешать Розалинде я не стану. Я хорошо понимаю значение духовной жизни для местных людей. Однако ей придется самой заботиться о своих духовных нуждах. Отец Баптисте улыбнулся:

– Это уже хорошо. К тому же я буду поддерживать с ней связь.

– В таком случае все в порядке. – Казалось, Мэверик испытывает облегчение.

Отец Баптисте хмыкнул:

– Это так, но вам предстоит многому научиться чтобы вырастить ребенка, особенно такого, как Розалинда.

Синтия улыбнулась:

– Может быть, не стоит больше говорить об этом с Мэвериком сейчас, а то Розалинда, пожалуй, никогда не попадет в Вайоминг.

Мэверик рассмеялся:

– Я знаю, как обращаться с годовалыми телятами и жеребятами. На них надо набросить лассо, заклеймить, а потом пустить гулять на воле. И они останутся в стаде, пока не понадобятся тебе.

– Вы и с женщинами так же обращаетесь? – поинтересовалась Синтия. – Только их-то отпускать на волю нельзя.

Мэверик ухмыльнулся и сжал ее руку. Отец Баптисте покачал головой:

– Думаю, вам всем придется поучить друг друга.

– Я готов учиться, – согласился Мэверик и подмигнул Синтии.

Она отвернулась:

– Если мы не тронемся сейчас же, то опоздаем, и Розалинда никогда не простит нам этого.

Своенравная девочка встретила их молча у двери, скрестив руки на груди. С плоской крыши свешивались гирлянды сушеного перца и всевозможных трав, обрамляющие ее голову. На девочке была простая белая блузка, украшенная вышивкой, и темно-зеленая юбка. Она была босой. Ее волосы свисали вдоль лица прямыми длинными прядями. Отец Баптисте откашлялся, прочищая горло.

– Я привел их, как и обещал.

Сначала Розалинда оглядела Мэверика с ног до головы – от кончиков сапог до шевелюры. Потом обошла вокруг него, молча рассматривая со всех сторон, и наконец кивнула:

– Ты лучше многих, кого привечала Мария. Мэверик разглядывал ее с не меньшим любопытством.

– У нее такие же синие глаза, Мэверик, как у вас, – сказала Синтия.

Ей захотелось, чтобы он принял эту девочку. Ради этого она была готова пожертвовать даже книгой о его жизни.

– У многих синие глаза, – возразил Мэверик. Розалинда замерла. Она посмотрела на отца Баптисте:

– Ты сказал, что он мой отец.

– Это были слова Марии.

Розалинда вздохнула с облегчением:

– Она не могла ошибиться. И она никогда не лгала.

– Ты когда-нибудь улыбаешься? – спросил Мэверик. Ему было интересно узнать, унаследовала ли девочка улыбку Марии.

Розалинда хмуро посмотрела на него:

– А ты?

– Может быть, мы зайдем в дом и поговорим там? – предложила Синтия в надежде разрядить атмосферу. Она всей душой желала соединить отца и дочь. Возможно, было глупо с ее стороны лезть в чужие дела. Но Синтия была незаконнорожденной и не знала своего отца. Надежды познакомиться с ним у нее уже не было. А вот Розалинде и Мэверику повезло больше.

Розалинда мотнула головой:

– Идемте туда, под дерево.

Она скрылась в доме.

– Девочка осторожная, – заметил отец Баптисте. – Она не знает ваших намерений, но не хочет показать свою слабость, боится показаться уязвимой.

– Понимаю, – сказала Синтия. – По крайней мере она не отказывается поговорить.

– Вы в самом деле думаете, что она моя дочь? – спросил Мэверик.

– Да. – Синтия положила руку ему на плечо. – Когда она вырастет, ваше сходство станет заметнее.

– Даже если она и не мой ребенок, я помогу ей.

Отец Баптисте потирал руки с довольным видом:

– Она пригласила нас к своему дереву. Это хорошее начало. Не хочется, чтобы вы думали, будто Розалинда здесь совсем одна. За ней присматривает вся деревня.

– Это замечательно, – сказала Синтия.

– Но она ни на что не променяет дом бабушки и собственную независимость.

Отец Баптисте выразительно посмотрел на Мэверика.

– Я не собираюсь ломать ее характер, – сказал тот. Отец Баптисте улыбнулся. Они обошли глинобитный дом и оказались позади него. Воздух был полон аромата душистых трав. Там, под деревом, стояли стол и стулья, похожие на те, что они видели возле дома отца Баптисте. Близилась ночь, на столе горела свеча.

Розалинда вынесла из дома поднос с графином и четырьмя стаканами. Предложив каждому по стакану воды, она присела рядом.

– Добро пожаловать под мое дерево.