– Значит, никто не приходил?

– Никто не мог, сэр.

– А если мисс Крэбтри ждала кого-то и сама открыла дверь?..

Марта молчала и выглядела невероятно обезоруженной.

– Это, вы полагаете, возможно? – настаивал сэр Эдвард.

– Да, но малоправдоподобно. Я...

Она не могла отрицать, хотя и пыталась это сделать. Нозачем? Она наверняка что-то знала. Четверо в доме. Не хочет ли Марта защититьвиновного? Однако она глубоко честна, адвокат был уверен в этом.

– Мисс Крэбтри могла это сделать, – продолжал он, не спускаяглаз с Марты. – Окно ее гостиной выходит на улицу. Она могла увидеть того, когождала, и тихо впустить его. Может, она не хотела, чтобы кто-нибудь знал обэтом.

Марта выглядела совсем растерянной.

– Да, сэр, может быть, вы и правы, – согласилась онанеохотно. – Я об этом не подумала. Да, так могло быть. Вполне.

– Вы, как мне кажется, последняя видели ее живой?

– Да. Я убрала со стола в гостиной после чая, потом пришла кней представить список моих расходов и отдать сдачу.

– Она давала вам пятифунтовый банкнот?

– Пять фунтов? – переспросила весьма шокированная этимвопросом Марта. – Я никогда столько не тратила.

– Где ваша хозяйка держала деньги?

– Не знаю. Кажется, при себе... в черной бархатной сумочке.Она, возможно, запирала ее в ящик в своей спальне. Она любила запирать все, ночасто теряла ключи.

– Вы не знаете, сколько денег у нее было дома... в пятифунтовыхбанкнотах, я хочу сказать?

– Нет, сэр.

– Она в тот день не дала вам понять заранее, что ждеткого-то?

– Нет, сэр.

– Вы в этом уверены? Что она вам говорила, повторите,пожалуйста, слово в слово.

Марта задумалась.

– Ну, она сказала, что мясник – вор и мошенник; что у неевышла лишняя четвертушка чая; что миссис Крэбтри глупая – не любит маргарин;что монета в шесть пенсов, которую я ей отдала, ей не нравится, потому что онаиз новых, с дубовыми листьями. Она решила, что монета фальшивая, и мне стоилобольшого труда убедить ее в том, что это не так. Еще она сказала, что рыбникпродал мне пикшу вместо мерлана и что нужно сказать ему об этом, нужнопоставить его на место. А я это уже сделала... ну вот, пожалуй, и все.

Рассказ Марты давал более четкое представление об умершей,нежели самые лучшие описания, какие приходилось читать сэру Эдварду.

– Ваша хозяйка была требовательной, как я вижу, ей труднобыло угодить, – сказал нейтральным тоном адвокат.

– Она была довольно расчетлива, но ведь она, бедняжка, почтиникогда не выходила, вот и развлекалась, как могла. Она была мелочна ипридирчива, но сердце у нее было золотое. Она никогда не отпускала нищего, недав ему нескольких пенсов. Может, она и предъявляла чрезмерные претензии, ночто касается благотворительности, так она была очень милосердной.

– После ее смерти остался по крайней мере хоть один человек,который пожалеет о ней?

– Вы хотите сказать... Ну, все, в сущности, очень любили ее.Все! Они, правда, все вцеплялись друг другу в шиньоны, но это ведь ничего неозначает... на самом деле.

Скрип паркета на лестнице заставил адвоката выпрямиться.

– Это спускается мисс Магдален.

– Откуда вы знаете? – резко спросил сэр Эдвард.

Старуха покраснела.

– Я знаю ее шаги, – пробормотала она.

Адвокат быстро вышел из кухни. Внизу лестницы показаласьМагдален. Она подняла на него полный надежды взгляд.

– Я не очень-то продвинулся, – ответил он на ее немойвопрос. – Ваша тетушка, скажите... получала ли какое-нибудь письмо в деньсмерти?

– Они все тут. Полиция их изучала.

Она проводила его в большую гостиную и достала из ящикастаромодную черную бархатную сумку с серебряной застежкой.

– Вот... В ней тетя Лили хранила все, что было в тот день!

Адвокат поблагодарил и вытряхнул содержимое на стол.

Мелкие деньги, два пряника, три вырезки из газет, «Жалобабезработного» – дрянное стихотворение, напечатанное на клочке грубой бумаги,старый календарь, камфара, две пары очков и три письма: одно – подписанное«Кузина Люси», другое – счет за ремонт часов, третье – просьба о финансовойпомощи от какого-то благотворительного заведения.

Сэр Эдвард все тщательно осмотрел и, сложив в сумку, совздохом вернул Магдален:

– Спасибо. Не думаю, чтобы из этой корреспонденции можнобыло извлечь что-то путное.

Вставая, он заметил, что из окна гостиной покойной тетушкипрекрасно видно крыльцо.

– Вы уже уходите? – спросила девушка.

– Да.

– Но... но, как вы полагаете, все будет хорошо?

– Тот, кто имеет отношение к правосудию, остерегаетсяпринимать опрометчивые решения, – торжественно заявил адвокат.

Задумавшись, сэр Эдвард шел по улице. Теперь он располагалвсеми условиями задачи, но решение по-прежнему не приходило. Чего-то нехватало, может быть, какой-то незначительной детали, которая позволила бысоединить все части головоломки в единое целое.

Вдруг кто-то дотронулся до плеча адвоката, заставиввздрогнуть. Это был Мэттью Воган, запыхавшийся и, видимо, бегом догонявший его.

– Приношу вам свои извинения, сэр. Я вел себя бестактно – уменя скверный характер. Это поистине благородно с вашей стороны – ломать себеголову над нашим делом. Прошу вас, допросите меня. Если я смогу хотьчем-нибудь...

Сэр Эдвард вдруг выпрямился, глядя на другую сторону улицы,по которой шел какой-то молодой человек.

Мэттью несколько обескураженно повторил:

– Если я смогу вам помочь...

– Вы уже это сделали, мой мальчик! Достаточно того, что выостановили меня именно на этом месте и заставили тем самым обратить внимание наодну вещь: не будь вас, я прошел бы мимо. – Он показал пальцем на маленькийресторанчик на противоположной стороне.

– Вы имеете в виду «Две дюжины дроздов»? – спросил Мэттью снедоумением.

– Да, именно это.