Супруга осталась наверху, а инженер спустился в полуподвальное помещение, вспоминая, как десять лет назад шагал по этим ступеням вверх. Стены изрыты отверстиями, покрыты «букетами», как на обоях, – уже слегка поблекших, но несомненно красных, алых, багровых цветов.

В конце лета инженер Ипатьев и его жена Мария уехали из Екатеринбурга, а после покинули Россию, присоединившись к колонии русских эмигрантов в Чехословакии.

Дому, где в одну ночь приняли мученическую смерть одиннадцать человек, ныне суждено было жить без хозяина. Неспешное чтение в кабинете, обеды за большим столом, прогулки в саду, поцелуи на ночь – все это осталось в прошлом, как остались в прошлом молодость и прежняя жизнь. В 1919 году Екатеринбург вновь заняла Красная армия, и в доме Ипатьева – а где ж ещё! – расположился её штаб.

6

Как все горожане, высокопоставленные и нет, Ельцин по многу раз в неделю проезжал по улице Карла Либкнехта, где напротив Дворца пионеров стоял, угрюмо нахохлившись, грязновато-розовый особняк. Комсомольцы Урала, скульптурная девушка и юноша со знаменем в руках, грудью шли вперёд на этот старый дом. Вознесенский проспект давно сменил имя, называясь теперь в честь потомка Мартина Лютера и крестника Карла Маркса, одного из основателей германской компартии. А вот особняк на углу Карла Либкнехта и Клары Цеткин никто переименовывать не собирался – каждый свердловчанин знал, что это дом инженера Ипатьева, где расстреляли Николая Кровавого вместе со всей семьёй и собачкой (на самом деле собак в расстрельной комнате было три: французский бульдог великой княжны Татьяны, королевский спаниель великой княжны Анастасии и спаниель наследника, единственный, которому удалось выжить, потому что он не выл в ту июльскую ночь). Конечно же, знал об этом и Ельцин, и его предшественники, и гости города, таинственным шёпотом просившие местных жителей «сводить их к тому самому дому». Неофициальная, но главная достопримечательность, тёмная слава Свердловска, ну и, разумеется, бельмо на глазу – вот чем был в середине 70-х Ипатьевский дом.

В 1975 году председатель Комитета государственной безопасности Андропов отправил в ЦК КПСС письмо под грифом «секретно» (а других он, вероятно, и не писал) и заголовком «О сносе особняка Ипатьева в городе Свердловске».

«Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи РОМАНОВЫХ, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца ИПАТЬЕВА в г. Свердловске.

Дом ИПАТЬЕВА продолжает стоять в центре города. В нём размещается учебный пункт областного Управления культуры. Архитектурной и иной ценности особняк не представляет, к нему проявляет внимание лишь незначительная часть горожан и туристов.

В последнее время Свердловск начали посещать зарубежные специалисты. В дальнейшем круг иностранцев может значительно расшириться, и дом ИПАТЬЕВА станет объектом их серьёзного внимания.

В связи с этим представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка в порядке плановой реконструкции города.

Проект Постановления ЦК КПСС прилагается.

Просим рассмотреть.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ АНДРОПОВ».

Зарубежные специалисты в Свердловск 70-х приезжали, честно сказать, не в самых впечатляющих количествах. В основном то были чехи да монголы. Свердловск считался городом-побратимом Пльзеня, по городу бегали симпатичные красно-жёлтые трамвайчики чешского производства, пионеры из Клуба интернациональной дружбы принимали в гостях пльзеньских рабочих, прибывших по обмену опытом на Верх-Исетский завод. Монгольские студенты получали высшее образование в Уральском государственном университете. Вот, пожалуй, и всё. Свердловск был закрытым городом-заводом, хотя, конечно, случались отдельные визиты идеологически опасного свойства: говорят, однажды пришлось принимать высокого гостя из братской Африки. Добрая половина встречающих и не видала до той поры чернокожих – а царёк тот прибыл ещё и со свитой. Мёрзли гости, помнится, жутко, пришлось переодевать их в тулупы да шапки-ушанки. И вот, когда свердловчане везли эту делегацию по центру города, показывая достопримечательности в окна машин, один из сопровождающих возьми да ляпни: дескать, по правую руку от нас – тот самый знаменитый дом Ипатьева, где расстреляли последнего русского царя со всеми его родными и близкими. Африканский царёк побледнел, насколько смог, залопотал быстро-быстро по-своему, и переводчик попросил водителя сейчас же ехать в Кольцово, потому как высокие гости немедленно улетают. «Дикая страна, – думал, наверное, царёк, поднимаясь по трапу своего самолёта, – хорошо, успел ноги унести – а то закрыли бы в том доме, и поминай как звали…»

На заседании Политбюро ЦК КПСС 30 июля 1975 года решение о сносе особняка в Свердловске приняли единогласно – правда, подписал его не Брежнев, а Суслов.

Сам первый по причине летнего отпуска находился в то время на отдыхе в Крыму.

Ельцин, привыкший вникать в каждое дело, которым приходилось заниматься, нашёл подписанное решение – а по сути, приказ! – в сейфе рабочего кабинета, который занимал когда-то Яков Рябов, предшественник, отправленный на повышение в Москву. Почему Рябов не выполнил конкретное указание высшей власти? Два года ведь прошло, приличный, в общем-то, срок. Имел что-то против? Не желал, чтобы его поставили в памяти народной в один ряд с Юровским, Ермаковым и другими героями, расстрелявшими классового врага?

В 1974 году, за год до появления секретного письма Андропова, Ипатьевский дом получил статус историко-революционного памятника всероссийского значения. Всесоюзное общество охраны памятников истории и культуры, узнав о запланированном сносе, пыталось оттянуть исполнение «приговора» настолько, насколько это было возможно. Вообще вокруг особняка на улице Карла Либкнехта всегда клубились краеведы и просто любопытные граждане, не говоря уже о мальчишках, которые катались с Вознесенской горки на санках и попутно старались любым способом проникнуть в странный дом, о котором взрослые говорили шёпотом и с оглядкой.

Кто только не обитал в Ипатьевском доме после отъезда владельцев! В 1922 году здесь проживал однофамилец цареубийцы и, отчасти, коллега инженера Ипатьева – Андрей Ермаков был командиром 6-го полка дорожно-транспортного отдела ГПУ Пермской железной дороги. В 1927 году в здании торжественно открыли Музей революции – экскурсантов вплоть до 1932 года водили в расстрельный подвал, с гордостью показывая кое-где сохранившиеся пятна и следы от пуль. На смену революционному пришёл Антирелигиозный музей, здесь же работала организация с удивительным названием «Совет безбожников», но по какой-то необъяснимой для материалистов причине ни частные персоны, ни общественные организации в доме Ипатьева надолго не задерживались. Особняк будто бы отторгал их, избавляясь при первом же удобном случае, – оставались только названия, мелькавшие в архивных записях, как сосны мелькают за окнами поезда «Свердловск-Ленинград». «Здесь был Вася», – писали на стенах хулиганы советского времени, а в Ипатьевском доме были ректорат Урало-Сибирского коммунистического университета, общежитие, отделение Института культуры, областной партархив, «Союзпечать»… В годы Великой Отечественной войны в стенах Ипатьевского дома хранилась часть коллекции Эрмитажа, увезённая в эвакуацию из Ленинграда. Ещё один привет из давнего прошлого: встреча живых картин с призраками их убиенных владельцев…