– Господин, есть ли у вас время поговорить с бароном?

– Есть, – сразу согласился кавалер. – А что он хочет?

– Думается мне, он вам хочет дело предложить.

– Дело? Один барон мне уже дело предлагал. Мне не понравилось. – Волков не хотел больше ни с чем подобным связываться, да нельзя отказывать человеку, который ездит в карете с гербом герцога Ребенрее, даже не выслушав его. – А что за дело, не знаешь?

– Не знаю, но думаю, оно будет конфиденциальное.

Хмурый Брюнхвальд стоял рядом, ждал. Кавалер глянул на него и сказал монаху:

– Конфиденциальное. Ну, пойдем, послушаем.

* * *

Барон уже не лежал в кровати, выглядел лучше, и Волков сразу это отметил.

– Рад, что вы идете на поправку, барон, – сказал он, садясь в кресло и беря у слуги стакан с вином.

– Все благодаря вам, кавалер, этот молодой монах на удивление неплохой лекарь, и чтец, и умник, – отвечал фон Виттернауф, садясь в кресло напротив. – Как идет ваша инквизиция?

– Дело закончено, ведьм не нашли. Бабы оклеветали вдову, к которой ходили их мужья.

– Как раз тот случай, когда вдова была веселой, – усмехнулся барон.

– Ну, теперь ей уже не до веселья, получит пять кнутов и ненависть семей, чьим женам палач отрежет языки за навет.

– В общем, всем по заслугам.

– Да.

– Вы не пьете вино, – заметил барон, – ах да, я забыл, вы держите какой-то свой пост.

– Святые отцы решили, что я недостаточно свят для их миссии, наложили епитимью. – Волкову приходилось нелегко, речь барона была изысканна и утонченна – в прошлый раз, когда они посещали его с Брюнхвальдом, барон говорил проще. Кавалер пытался говорить так же.

– Я позвал вас, чтобы поговорить. Вас это не удивило? – начал барон.

– Судя по тому, сколько вы обо мне расспрашивали, это должно было случиться, – заметил кавалер.

– Да, наверное, вы правы. Должно быть, для вас мое приглашение очевидно, – едва заметно улыбнулся фон Виттернауф. – Понимаете, у меня есть одно дело, но…

Он замолчал. И кавалер продолжил за него:

– Вы бы хотели услышать от меня обещание, что ваше дело останется тайной и я никому о нем не расскажу?

– Вы удивляете меня своей проницательностью, – кивнул барон, – именно об этом я и хотел вас просить.

Волков чуть подумал, вздохнул и отпил вина: пост постом, а когда речь идет о серьезном предприятии, можно и нарушить его. И начал:

– Барон, у меня сейчас непростое положение, через неделю я должен выплатить людям довольствие, еще мне нужно будет заплатить за постой в этом трактире, а он недешев. Думаю, что мне потребуется сто монет, а трибунал не собрал в этом городе и пятидесяти. Мало того, я не могу бросить святых отцов и заняться другими делами. Поэтому я не стану вам ничего обещать, вряд ли я смогу помочь вам. Так что лучше не раскрывайте мне своей тайны.

– С вашими делами смог справиться и ваш ротмистр, – заявил Виттернауф. – Охранять попов немудреное дело.

– Да, может быть, но обстоятельства складываются так, что я не могу бросить это дело.

– Я слышал о вас еще до того, как мне рассказал о вас ваш монах. Конечно, я не знал вашего имени, но случай с дуэлью сделал вас известным при дворе принца.

– Боюсь, что эта слава не послужит мне добром, – отвечал кавалер.

– Да уж, известие о смерти Кранкля огорчило принца. Но он умный человек, уверяю вас. Вы, наверное, догадались, что я близок ко двору курфюрста.

– Карета с его гербом стоит во дворе. Нетрудно догадаться.

– Я уполномоченный посол Его Высочества герцога Карла Оттона Четвертого курфюрста Ребенрее.

Волков жестом сделал знак уважения.

– И я, и герцог, и мой друг, канцлер земли Ребенрее Венцель, – продолжал барон, – остались бы вам признательны, кавалер, если бы вы оказали нам услугу. Я наслышан о ваших подвигах и полагаю, что именно вы нам и нужны.

Барон замолчал, ожидая реакции рыцаря.

А вот теперь Волков совсем не хотел оказывать услугу всем этим знатным господам. Подвиги! Нет, что-то не нравилось ему в этом деле. Неужели у такого влиятельного человека, как принц Карл, которого считают вторым в империи, не нашлось желающих оказать ему услугу? Не может такого быть. Нет, хватит с него, за один подвиг он получил пожизненную хромоту и вечную боль в ноге, а за второй папский нунций требовал следствия и устроил ему розыск. Нет, Волков и знать не хотел, что это за дело:

– Дорогой барон, я не могу бросить святых отцов.

– Вы говорили о том, что вам не хватает пятьдесят талеров. Это решаемый вопрос. Моя посольская казна ограничена, но я готов выделить вам деньги.

– Дело не в деньгах. Дело…

Барон его прервал, он уже не был так любезен.

– Кавалер, против вас ведется дознание в Ланне, бургомистр Фёренбурга мечтает колесовать вас на площади. Не думаю я, что в вашем положении следует отталкивать руку дружбы. Тем более что услуга будет вознаграждена.

– Против меня ведется дело в Ланне, и магистрат Фёренбурга хочет видеть меня на своей площади именно потому, что я в свое время не оттолкнул такой руки, которую вы мне теперь протягиваете. – Волков встал, передал бокал с вином слуге. – Пока я не могу принять вашего предложения, барон. Я служу Святому трибуналу.

Он поклонился и пошел к двери, а Виттернауф только кивнул в ответ, явно недовольный переговорами.

Волков шел к себе и надеялся, что следующее дело инквизиции даст ему денег, чтобы полностью расплатиться с людьми ротмистра. И не придется оказывать услуги, за которые ему будут благодарны столь влиятельные нобили.

Глава 9

– Тепло совсем уже, – говорил отец Иоганн, оглядывая собравшуюся толпу. – Ветер южный.

– Так дело уже к Пасхе пошло, – отвечал ему отец Николас, – скоро Великий пост. Надобно до него поесть как следует, а то когда еще разговеешься.

– Надобно, надобно, – кивал отец Иоганн и улыбался, сообщал доверительно: – Поедим, братия. Сегодня после экзекуции и поедим. Я просил трактирщика жарить нам поросенка.

При слове «поесть» взгляд бледного отца Ионы загорелся. Он все еще хворал нутром, похудел, пил капли и кутался в рогожу, хотя ветер был теплый, но отведать поросенка не отказывался. А что ж, дело сделали, виновных нашли, осудили, самое время для трапезы.

– Поросенка – это хорошо, – кивал он, – с горчицей и медом очень хорошо.

– Именно, именно, – соглашались с ним святые отцы.

А народу на площади собралось уже столько, что солдат на все не хватало – именно для этого святые отцы и возили с собой такое количество, в остальные дни