Магды Липке взять пятнадцать талеров земли Ребенрее или четырнадцать талеров славного города Ланна. А язык ей усечь, как положено за клевету и наговор.

– Да как же так, это что, праведный суд? – заорал кто-то. Люди заволновались, а кавалер выглядел орущего и указал на него ротмистру пальцем. – Какая ж в нем праведность. Невинных судят!

Солдаты тут же схватили человека, а он надумал сопротивляться, так на нем платье дорогое тут же порвали и били его в кровь, а он орал:

– Неправедный суд, неправедный!

Его поволокли по полу и выгнали из зала.

– Подлость! – заорала Магда Липке, вскакивая с лавки и придерживая разодранное в лохмотья платье, – подлость, а не суд.

– Будешь трибунал облаивать, так мы тебе еще и клеймо присудим, – тоже встал со своего места отец Николас и указал перстом на злую бабу. – На лоб! Угомонись, жена, Богом тебя прошу.

Женщина села, но успокоиться не могла. А отец Иона оглядел всех и продолжил негромко:

– Петра Раубе, тебя трибунал приговаривает бить кнутом у столба десять раз, пусть муж твой заплатит пять талеров земли Ребенрее трибуналу, также мы приговариваем тебя к усечению языка за навет и клевету.

– А-а-а, – заорала женщина, потом зарыдала.

А отец Иона говорил дальше:

– Марта Крайсбахер, приговариваем тебя бить кнутом у столба десять раз, пусть муж твой заплатит за тебя пять талеров, приговариваем тебя также к усечению языка.

– О Господи, да за что же, – завыла толстуха, – это они меня подбили на клевету.

– За навет и клевету, – закончил отец Иона.

– Я не виновата, Господи, ну вы хотя бы денег у мужа не берите. Он убьет меня.

– Не убьет, – заверил толстуху отец Николас, – то грех, а вот поучить тебя пускай поучит, чтобы урок был.

– Да и так уже будет, – рыдала женщина. – Не берите денег с него.

– Ему и самому урок будет, как в блуд ходить, – добавил отец Иоганн.

Бабы рыдали, их пришлось затыкать, чтобы не мешали отцу Ионе читать приговор. Только злобная Магда Липке молчала, таращилась на судей да горела внутри огнем злобы.

– Трибунал приговаривает, – продолжал толстый прелат-комиссар тихим голосом, – Вольфганга Веберкляйна, писаря городского магистрата, к десяти талерам земли Ребенрее штрафа в пользу Святого трибунала инквизиции. За корысть. И пусть два талера, что взял за подлое дело, тоже принесет.

Юноша встал и низко кланялся несколько раз судьям.

Волков думал, что уже закончили, но, к его удивлению, отец Иона продолжил чтение приговора:

– Святая инквизиция также постановила Гертруду Вайс, вдову… Ее что-то нету здесь, – удивлялся монах, – ну да ладно, бить ее у столба кнутом пять раз и взять с нее два талера земли Ребенрее штрафа в пользу трибунала. А также пусть она день стоит у столба, чтобы все видели ее.

Брюнхвальд озадаченно уставился на Волкова, но тот сам об этом слышал впервые и тоже был удивлен.

– Деньги все пусть выплатит городской магистрат из казны, а город потом все деньги взыщет с виновных.

Люди из магистрата и сам бургомистр рады такому раскладу не были, стояли с кислыми лицами. Да разве тут поспоришь?

– Святым отцам города Алька ночью быть при осужденных, исповедовать их и дать им причастие. На том все. Трибунал свою работу закончил. Кавалер, добрый человек, проследите, чтобы приговор зачитали на рыночной площади и у главной кирхи города. Да простит нас Господь.

Люди стали расходиться, завывших с новой силой женщин потащили в тюрьму. Приговор Волков забрал у писаря и передал Брюнхвальду, а сам поспешил поймать Гюнтерига:

– Господин бургомистр, деньги мне принесите сегодня, мне нужно будет с трактирщиком рассчитаться.

Господин Гюнтериг кивнул невесело.

– И те десять монет, что обещали мне за содействие вашему писарю. Не забудьте.

Бургомистр опять кивнул.

– И не забудьте, что к рассвету эшафот на площади должен быть готов. И чтобы лавки для святых отцов имелись.

На этот раз Гюнтериг даже не кивнул, только смотрел на Волкова, поджав губы.

– И не смотрите на меня так, вон на баб своих так смотрите, – злился кавалер, – если бы не они, мы бы тут не оказались.

Господин бургомистр и на этот раз промолчал.

* * *

Он еще не доехал до постоялого двора, как его догнал Брюнхвальд и заговорил сразу:

– Отчего попы вдову решили наказать?

Волков глянул на него удивленно, но ничего не ответил.

– А вы знали, что вдову пороть собираются? – продолжал ротмистр – видно, этот вопрос не давал ему покоя.

– Нет, с чего мне знать, я ж не выношу приговоров.

– За что бабу бить будут, непонятно.

– Все понятно, за блуд.

Волкову было понятно, а вот Брюнхвальду нет, он не соглашался.

– Так, не замужем она.

– Карл, я не буду спорить, мне все равно.

Они въехали во двор трактира, но, видимо, ротмистр не считал разговор законченным:

– Кнутом бить будут, да еще два талера возьмут.

– Ничего, не обеднеет, сыр всегда людям требуется.

– И еще у столба стоять весь день, на позоре.

– Карл, что вы хотите? – Волков слез с коня.

– Может, попросить попов, чтобы изменили приговор? – предложил Брюнхвальд.

– Вы в своем уме? – Волков стал пристально его разглядывать. – Изменить приговор? Да Максимилиан его уже на рынке прочел, теперь у церкви читает, и с чего бы попам менять приговор? А-а, старый вы дурень, Брюнхвальд, – догадался кавалер, – вам что, приглянулась вдова?

– При чем здесь это, – бурчал ротмистр, – приговор несправедливый.

– А по мне, так справедливый.

– Пять ударов кнутом по женской коже? Справедливо?

– Скажем Сычу, чтобы бил милостиво и не попортил кожу.

– А два талера?

– Карл, я целыми днями думаю о том, чем платить вашим людям и вам, – начинал злиться Волков, – и я даже представить боюсь, сколько еще с меня попросит трактирщик за постой. И уж я, не задумываясь, возьму с вдовы два талера, а раз вы так за нее переживаете, отдайте эти пару монет сами.

Брюнхвальд насупился, стал таким, каким Волков его увидел в первый раз, суровым и жестким:

– У столба ее будут день привязанной держать.

– Попы уедут, сразу отпустим.

– Позор ей будет.

– Ей уже позор. Весь город знает, что к ней мужики ходили. И что трем бабам из-за нее языки повырывали.

– Думаете, ей лучше уехать? Думаете, что семейство Липке ей не простит этого?

Кавалер развел руками, мол, ты и сам все понимаешь. Он бросил поводья Ёгану и пошел в трактир, кавалеру совсем не хотелось продолжать этот разговор, а вот Брюнхвальд еще, видимо, не закончил. Шел за ним.

Да, на счастье Волкова, почти в дверях трактира его встретил брат Ипполит