Не дождавшись ответа, Гриффин продолжил так, будто она согласилась.

– Надо пойти проследить, чтобы отец тоже поел, а то напьется на голодный желудок, не к добру. Погрею замороженную пиццу. Есть апельсиновый сок. Будешь?

Шайен кивнула и, снова накрывшись пледом, закрыла глаза. Конечно, она сделала это не для того, чтобы оказаться в темноте, а чтобы показать: разговор окончен.

Девушка почти задремала, когда почувствовала, как Гриффин присел на край кровати и отодвинул плед.

– Я подумал, поем-ка тут, с тобой.

Приподнявшись и сев, Шайен ощутила жар и запах страха от собственного тела. Она удивилась, как быстро привыкла к положению пленницы и как спокойно взяла тарелку из рук Гриффина. Она, Шайен, которой совсем не нравилось пребывать в грязи и холоде, а особенно подчиняться чьим-то командам, воспринимала все происходящее как должное. Даже веревка вокруг лодыжки перестала казаться чем-то чужеродным.

– В полутора метрах от твоего левого локтя стакан с водой, – сказал Гриффин. – Э-э-э… на без десяти десять, – пояснил он.

Шайен взяла с тарелки кусок пиццы и откусила. Пицца оказалась с пеперони, жирная и соленая, на толстом пересушенном куске теста. Поклонница правильного питания, Даниель пришла бы в ужас от такой еды.

Шайен откусила еще кусок. Девушка мечтала, что, может, уже завтра в это время будет дома принимать душ, а потом ляжет в свежезастеленную кровать.

– Как это, быть слепой? – не переставая жевать пиццу, спросил Гриффин.

– Ты думаешь каждую секунду о том, что у тебя есть волосы? – поинтересовалась Шайен и, сделав выдох носом, пояснила: – Теперь я слепая и пытаюсь не думать об этом постоянно.

Так и было, только это не помогало. Шайен ни на минуту не забывала о своей слепоте. И даже если на какое-то мгновение ей это удавалось, напоминание не заставляло себя ждать. Напоминание, как правило, болезненное.

– Сначала казалось, что мне накинули на голову покрывало. Иногда хотелось вопить: «Я здесь! Вы меня видите? Помните, кто я такая? Я тот же самый человек!» – Шайен замолкла. Она слукавила: последняя фраза не была правдой, как бы ей этого ни хотелось. Не была Шайен тем же человеком. – Из-за слепоты моя жизнь стала совсем другой. Я такой жизни не хотела. – Слизнув жир с кончиков пальцев, девушка продолжила: – Поэтому мне проще общаться с людьми по телефону или с помощью компьютера. Так я с ними на равных.

– «На равных»? Что ты имеешь в виду?

– Ну сам подумай, – попыталась Шайен облечь в слова то, что никогда не произносила вслух, – в основном мы говорим о том, что видим, и почти никогда – о том, что слышим. Знакомясь с человеком, мы узнаем о нем многое даже до того, как он заговорит. Можно считать информацию по тому, как он одет, как стоит, по выражению его лица. А теперь я этого всего не вижу. Часто я продолжаю говорить с кем-то, кто уже вышел из комнаты, или с кем-то, кто меня даже не слушает. А вот когда я разговариваю по телефону или компьютеру, мы с собеседником равны. Мы оба располагаем одной и той же информацией.

Ведя этот разговор, Шайен украдкой трогала острый осколок, закопанный в гранулах корма у нее в кармане. Было как-то спокойнее от осознания, что при ней тайное оружие. Она дотрагивалась до осколка, а сама болтала без умолку. Шайен знала: Гриффин понятия не имеет, что она сейчас делает. Зрячие никогда не доверяют осязанию, и даже если что-то потрогали, им надо обязательно на это посмотреть – понять, что перед ними. Например, выискивая что-то в сумочке, им надо обязательно наклонить к ней голову. Шайен это знала, ведь сама была когда-то зрячей.

Слепые же многое могли делать незаметно для окружающих. Их руки работали в темноте, как уверенно пробивающиеся к своей цели кроты. Слепые могут делать вид, что внимательно вас слушают, а на самом деле все их внимание может быть сосредоточено на чем-то другом.

– А как это вышло? Твой отец сказал, ты в аварию попала.

Шайен ответила не сразу.

– Это случилось летом, мне было тринадцать. Мы ехали в Медфорд, мамин родной город, навестить бабушку. Папа был в какой-то командировке, и мы поехали одни. Из-за работы в «Найк» он часто куда-то ездил по делам. – Девушка вздохнула и продолжила: – Мы проехали уже много, солнце село. В машине были мы с мамой и Спенсер, моя собака. Нам навстречу шел поток транспорта, а дорога была прямая, без обочин, только гравийная насыпь по бокам. В свете фар ехавших за нами машин тень от нашей падала перед нами и была длиной с дом и очень тонкая.

Перед мысленным взором девушки предстало все произошедшее.

– Чем ближе подъезжала машина, тем ближе и короче становились тени. Я сказала маме, что, похоже, наши тени ускользают назад. Это был последний раз, когда я видела маму.

Шайен вспомнила, как мама улыбнулась в полутьме салона, вспомнила, что ее волнистые волосы немного растрепались, как это всегда бывало под конец дня. Мама была красавицей, по крайней мере такой ее запомнила Шайен. В отличие от Даниель, мама не тратила столько времени на салоны красоты и спортзал. Зато у нее всегда находилось время для дочери. Они смеялись над одними и теми же шутками, которые папе смешными вовсе не казались. Каждую субботу они с мамой ходили в библиотеку и возвращались с огромными кипами книг.

Всякий раз, когда кто-то спрашивал Шайен, что с ней случилось, она коротко отвечала «авария», давая понять, что больше не проронит ни слова по этому поводу. И она никогда об этом не говорила. Никогда.

Вздохнув, содрогаясь всем телом, девушка продолжила:

– Мы только что мирно ехали по дороге, наблюдая за тенями, как вдруг сзади появились две обгоняющие друг друга машины. Какие-то подростки решили показать, кто круче, и один из них занял не ту полосу, очень близко к нам. Видимо, его ослепил свет встречных машин, парень испугался, вильнул и врезался в нас.

Шайен не стала упоминать, что тело мамы отлетело почти на целый квартал[4] от места столкновения.

– Машина врезалась прямо в место, где сидел Спенсер, мой пес. Поэтому на меня пришлась только часть удара, иначе я бы тоже умерла. Меня швырнуло на дорожный знак, и я ударилась головой о железный столб. – Шайен обнаружила, что машинально просунула пальцы под челку, которую всегда делала попышнее, чтобы шрам был незаметен. – От удара мой мозг отскочил к задней части черепа, и в нем повредилась отвечающая за зрение часть. Так что с глазами у меня все в порядке, просто мозг не воспринимает поступающие от них сигналы.

Оба долго молчали.

Потом Гриффин тихонько спросил:

– Ты потеряла сознание?

– Только на пару секунд. Когда очнулась, ничего не видела. По лицу текла кровь, и я решила, что не вижу из-за нее. Еще руку сломала, но остальное было в порядке. Я звала маму, но пошарила здоровой рукой вокруг и обнаружила только одну из ее туфель… Наверное, ее буквально выбило из них.