было, — писал он, — только шотландцы, испанцы и другие иностранные солдаты, привыкшие жить за счет страны, так что ущерб не так велик")[141].

Возможно, надеясь воспользоваться ситуацией, пока враг перегруппировывался на другом конце Франции, сэр Джон де ла Поль решил направить силы, собранные им для осады Мон-Сен-Мишель, в Анжу. Как и Кларенс до него, он дошел до Анжера и, как и Кларенс, попал в засаду, возвращаясь с награбленным добром. 26 сентября 1423 года Амбруаз де Лоре, Жан, ир де Куланс, и Луи де Тромагон перехватили его возле Лаваля с небольшим отрядом всадников и заманили к городку Ля Броссиньер, где Жан д'Аркур, граф д'Омаль, ждал с основной частью пешей армии.

Оказавшись между двумя французскими войсками, без артиллерии и с тысячами голов скота, который они гнали в Нормандию, англичане были перебиты. Лишь немногим удалось спастись, среди них был и сам де ла Поль, попавший в плен. Его безрассудство показало слабость английской военной администрации, так как многие нормандские гарнизоны, пополнившие его армию, теперь сами были недостаточно сильны и уязвимы. Омаль закрепил свою победу, осадил Авранш и, смело пройдя через сердце Нормандии, несколько дней грабил предместья Сен-Ло. Он отступил из Авранша только после того, как узнал о приближении английского вспомогательного войска[142].

Уже 4 июня Бедфорд жаловался Жоливе, что кампании истощили его казну, и ему нечем платить жалованье нормандским гарнизонам. В июле в Верноне состоялось заседание Генеральных Штатов, на котором был утвержден еще один налог в размере 60.000 т.л. (3.5 млн. ф.с.), но потребовалось еще одно заседание — третье за год — чтобы собрать достаточно средств для удовлетворения его нужд. Это последнее собрание, состоявшееся в декабре в Кане, было значительным по нескольким причинам. На нем было выделено 200.000 т.л. (11.67 млн. ф.с.), плюс налог в размере одной десятины от духовенства, но, в качестве неявного упрека де ла Полю в отвлечении денег и людей от их предназначения, средства были специально предназначены для выплаты жалования нормандским гарнизонам, осады Мон-Сен-Мишель, Иври, Дрё, Гайона, Ножен-ле-Ротру, Сенонша и Бомон-ле-Виконта, а также для искоренения разбойничьих нападений[143].

Тема разбоя — интересная тема, но она сопряжена с трудностями. Означало ли ее включение в повестку дня впервые после английского вторжения, что проблема в последнее время обострилась? Или она стала приоритетной только потому, что закончилась завоевательная война и в герцогстве стало более безопасно? Были ли разбойники просто преступниками, которые, пользуясь смутными временами, грабили, воровали и похищали людей в своих целях? Или же они, как считают некоторые французские историки[144], были средневековым французским Сопротивлением, совершавшим акты саботажа, чтобы подорвать и в конечном итоге изгнать завоевателей?

Эта путаница была очевидна даже для современников. На собрании Генеральных Штатов в Канне рассматривался вопрос о том, как поступать с захваченными разбойниками (brigands, бригантами), и было принято решение, что все они должны представать перед судом, чтобы определить, являются ли они злоумышленниками, которые должны быть наказаны в рамках судебной системы, или военнопленными, которые должны быть переданы своим пленителям для получения выкупа[145].

Не всегда было легко определить кем являются эти люди. Нормандские официальные документы редко отмечают казнь простого "разбойника", предпочитая использовать общие фразы, чаще всего "предатель, разбойник, враг и противник короля", но иногда добавляя "вор", "разбойник" или "убийца". Термином "враг и противник короля" администрация называла всех, кто выступал с оружием в руках против Генриха V или Генриха VI, включая сторонников арманьяков и военнопленных, а также преступников в прямом смысле этого слова — тех, кто, подобно разбойникам, поставил себя вне королевского закона, совершив тяжкие преступления. Термин "предатель", однако, использовался только в конкретном юридическом контексте, когда речь шла о человеке, который присягнул на верность королю Англии, а затем нарушил ее.

Осужденных разбойников, которые ранее не приносили присягу, обычно казнили через повешение, как обычных воров. Тех же, кто присягнул, ждала гораздо более суровая участь: как предателей их волокли лошадьми к месту казни, обезглавливали и четвертовали, а их расчлененные тела затем выставляли на всеобщее обозрение[146]. Еще более неприятная участь ждала женщин, помогавших и пособничавших разбойникам, и поскольку выставлять напоказ их наготу при расчленении считалось неприличным, обычным наказанием было заживо похоронить их у подножия виселицы. По крайней мере, три таких случая зафиксированы во время английской оккупации: Томасса Рауль в Кане в 1424 году, Жанна ла Арди в Фалезе в 1435 году и Тассин де Фуллон в Кутансе в 1447 году. Палачу из Фалеза было заплачено 28 ш. 4 п. (82.64 ф.с.) за казнь ла Арди: 5 ш. за доставку ее к виселице, 10 ш. за рытье ямы, 10 ш. за захоронение и 3 ш. 4 п. за две пары перчаток[147].

После падения Руана Генрих V сделал восстановление порядка в Нормандии своей первоочередной задачей. Чтобы поощрить поимку разбойников, 10 мая 1419 года он ввел систему вознаграждений. Любой, кто привлекал к ответственности разбойника, который впоследствии был судим, осужден и казнен, получал вознаграждение в 6 т.л. (350 ф.с.), что эквивалентно жалованью за месяц для английского латника. (В случае помилования или тюремного заключения разбойника, даже если он был осужден, награда не выплачивалась). Пленителю также разрешалось оставить себе все имущество осужденного, кроме его одежды, которая традиционно доставалась палачу. Поэтому охота за головами могла быть очень прибыльным делом, так в 1424 году капитан Карантана и один из его солдат поймали разбойника, который вез 113 т.л. 12 т.с. 6 т.д. (6.628 ф.с.) наличными и семь серебряных кубков, которые они разделили между собой.

Это был необычный случай, но солдаты, находящиеся в патруле, могли с существенно пополнить свое обычное жалованье, поймав разбойников, так маршал и несколько его людей из гарнизона Сен-Ло разделили 72 т.л. (4.200 ф.с.) за поимку 12-и разбойников, 11 из которых были обезглавлены как предатели, а двенадцатый, бретонец, который никогда не приносил присягу на верность, повешен[148].

Многие из арестованных за разбой были или являлись военнослужащими вражеских гарнизонов. Анри Пеллевиллен, например, покинул арманьякский гарнизон в Ножен-ле-Ротру в феврале 1423 года и вместе с четырьмя другими людьми поселился в лесу Бротонн, который находится в излучине Сены на полпути между Понт-Одеме и Кодбеком. Этот лес издавна был печально известен прибежищем разбойников и уже в январе 1408 года туда были направлены конные войска для уничтожения банд, орудующих в этом районе. Люди Пеллевиллена охотились на купцов, странствующих по дорогам и рекам в Руан, захватывая их и удерживая для выкупа. Их постигла неудача, когда они, совершили свой самый дерзкий набег, отправившись в Кодбек с трубачом, средь бела дня захватили несколько человек и скрылись в лесу с пленниками