– Что за бумагу?

– Вот…

Она протянула ректору лист и вжала голову в плечи, ожидая его реакции.

– Минуточку… – пробасил мужчина и полез в футляр за очками. – У меня, знаете ли, Виктория Павловна, есть ужасная привычка не подписывать бумаги, не читая, – с потугой на остроумие заметил он.

– Конечно… Очень правильно.

– Итак, посмотрим. Что тут у нас? Характеристика… Боже мой, Аркадий Александрович собрался переходить на другую работу? Неужели его переманила Академия государственной службы? – Очки ректора оказались на кончике его носа. – И не уговаривайте, ничего подписывать не буду.

– Нет-нет, он никуда не переходит. Слово даю! – начала торопливо оправдываться Виктория.

– Точно?

– Абсолютно.

– Ну ладно, тогда почитаем…

Ректор углубился в чтение. Не прошло и минуты, как он поднял на Викторию возмущенный взгляд.

– Виктория Павловна, голубушка! О чем вы думали, составляя сей документ?

– Я… я ни о чем.

– Вот именно, ни о чем. Вы недооцениваете своего супруга. Ведь тут нужно указать перечень всех его научных трудов за последние два года. Деятельность Аркадия Александровича достойна восхищения. Люди должны о ней знать.

«Не думаю, что в следственном управлении будут упиваться чтением перечня научных статей», – обреченно подумала Виктория, а вслух произнесла:

– Мы напечатаем его в виде приложения к характеристике.

– Разумеется, так и поступите. Но, если не секрет, куда потребовалась бумага?

– Ах, ерунда, пустая формальность, – махнула рукой Виктория, но, увидев, что ректор не сводит с нее любопытного взгляда, поняла, что общими фразами ей не отделаться. – Аркадий собирается читать лекции в Великобритании.

– Вот как? Очень интересно.

– Но нужно собрать целый пакет документов для получения визы. Знаете, как это бывает непросто.

– О, да! – произнес ректор, размашисто подписывая бумагу. – Надеюсь, у него все получится. Пусть потом поделится впечатлениями со своими коллегами. Очень полезный опыт.

– Конечно. Разумеется. Благодарю, – затараторила Виктория, поспешно подхватывая листок.

Итак, она в очередной раз солгала. Похоже, ложь становилась неотъемлемой частью ее жизни, такой же, как умение дышать и разговаривать. Недоговорки, двусмысленности, хитрости – этому искусству она обучилась сполна за месяц своей новой жизни…

Вызов в следственное управление на допрос стал для Виктории шокирующей неожиданностью.

– Могу ли я не пойти? – спрашивала она Дубровскую по телефону, надеясь, что молодая находчивая адвокатесса обязательно что-нибудь придумает.

– Явиться вы должны обязательно, – не стала ее обнадеживать та. – Вас собираются допросить как свидетеля. А свидетели должны являться по вызову следователя вне зависимости, хотят они того или нет. В противном случае есть служба судебных приставов, которая доставит вас туда принудительно. Очень неприятная процедура. Не рекомендую связываться.

– Но какой из меня свидетель? – всполошилась Соболева. – Я ничего не знаю. Меня тут и не было. О чем я могу рассказать?

– У вас есть право не свидетельствовать против своего мужа.

– Неужели кто-то рассчитывает на то, что я буду против него свидетельствовать?

Трубка ответила вздохом.

– Виктория Павловна, ваш допрос – небольшая формальность. Вы – свидетель защиты, который может рассказать о том, каким замечательным семьянином был ваш супруг, каким прекрасным отцом знают его ваши дети. Вспомните парочку теплых семейных историй. Ведь вы хотите помочь вашему супругу, не так ли?

Разумеется, Виктория хотела помочь. Вот только ее смущал пустяковый глагол, который адвокат произнесла в прошедшем времени, – «был». «Аркадий был замечательным семьянином»…

Следственное управление встретило ее гулкой тишиной покрытых мрамором коридоров. Казалось, в этих стенах умирает все живое, и сама Виктория ощущала противный холодок в груди, который упрямо полз по телу, передавая оцепенение рукам и ногам в коротких модных ботильонах. Может, всему виной первый морозец, за одну ночь превративший мостовые в некое подобие катка, а может, ледяное дыхание близких потрясений она ощутила при виде уже знакомого оперативника, встретившего ее на входе.

– Давайте я провожу вас, – вызвался он. – Если вы не возражаете, конечно. В наших коридорах недолго и заблудиться.

Разумеется, она возражала, но как-то не решилась выразить свое неудовольствие вслух. Они пошли рядом, и Виктория старательно игнорировала внимательный взгляд своего провожатого.

– А вы все еще живете с этим подонком? – спросил он.

– Вопрос бестактный, и я не намерена отвечать на него, – четко произнесли фразу ее мраморно-холодные губы.

Оперативник рассмеялся.

– Вы бы хоть для приличия спросили, кого я имею в виду, – сказал он. – Сразу поняли, что говорю о вашем муже.

– О! – возмущенно воскликнула Виктория и даже остановилась, пораженная. Как она вообще могла позволить втянуть себя в эту дискуссию! Что, интересно, ее ждет впереди?

– Вот женщины, удивительный народ, – продолжил словесные излияния оперативник. – Не знаю ни одного мужика, который цеплялся бы за юбку пьющей и гулящей жены, да еще и защищал бы ее, если она загремела в тюрягу. А вам – все нипочем! Еще, поди, передачи потом ему будете носить.

– Существуют такие понятия, как верность и порядочность, но вам, должно быть, они не знакомы, – холодно произнесла Виктория. – Дурно бросать человека в беде.

Оперативник заулыбался еще шире.

– Вы из себя декабристку-то не стройте! Ваш муж изнасиловал чужую бабу, да еще едва не грохнул ее по пьянке. Так что все ваши россказни про честность и порядочность приберегите для своих очкастых коллег. Позвольте дать вам совет?

– Я не нуждаюсь в ваших советах!

– Зря. Я хотел только вам предложить бросить своего мужа.

– Вы не считаете, что много на себя берете?

– Ничуть! Вы – женщина красивая, да еще и при заработке, как я понял. Зачем вам сдался этот козел?

– С меня довольно! – воскликнула Соболева, толкая дверь кабинета следователя. Она твердо решила воспользоваться чудесной статьей Конституции, позволяющей женам хранить благородное молчание…

Следователь Чирков вел себя иначе. Он галантно предложил даме стул, потом поинтересовался, не душно ли ей, и даже вызвался приготовить чай. Виктория отказалась от всего, за исключением, разумеется, стула. Она хотела уйти отсюда как можно быстрее.

Чирков с пониманием отнесся к ее пожеланию воспользоваться заветным правом и быстро урегулировал все формальности.