Купив чебурек для собаки, я тихо произнесла:

— Ваши игрушки плохо кончились, ребята. У меня для вас очень нехорошая новость.

Федор попытался возразить:

— Какие игрушки?

— С похищением дискет, — сообщила я. — Ты ведь взял ее и отдал вот этой девочке, разве нет? Все было очень тщательно продумано, не спорю. Она приходит под видом нищей, а ты вручаешь ей дискету. И куда вы ее спрятали?

— Нет, — горячо возразил Федор. — Вы ничего не поняли. Ничего этого не было…

— Слушай, давай закончим. Тем более что…

Нет, я не знала, как сообщить ему о гибели отца. Понимала, что сказать нужно, но мне было трудно это сделать. Хотя какое мне до всех них дело?

— Твой отец убит, Федор.

Он качнулся. Глаза его расширились.

— Нет, — пробормотал он. — Вы врете. Вы просто хотите таким способом выведать у меня, где эта вонючая дискета.

— Я не подлый человек, Федор. И, честное слово, мне бы хотелось, чтобы я тебе сейчас наврала. Но… Судя по событиям этого дня, тебе тоже угрожает опасность. И твоей матери. И твоей подружке. Поэтому…

Я осеклась. Он плакал. Девчонка держала его за руку и тихонько гладила его пальцы.

— Ладно, — проговорила я. — Поговорим позже. Когда все утрясется.

Он кивнул. Ему сейчас было совсем не до меня. А как нужно успокаивать детей, я, честное слово, не знаю.

* * *

Я старалась быть незаметной. Они стояли в стороне, и девочка его в чем-то горячо убеждала, иногда посматривая в мою сторону. Собака, пользуясь случаем, пожирала уже пятый чебурек, возбуждая негодование окружающих. Почему-то мое поведение особенно разгневало женщину более чем упитанных размеров.

— Людям жрать нечего, а она собак кормит! — профырчала толстуха.

— Давайте я и вам куплю, — предложила я. Женщина отшатнулась от меня и совсем прогневалась. Я слушала ее тирады вполуха. Мне было не до нее. Меня больше беспокоил мальчишка, стыдящийся своих слез. И его мать, которую запросто могут обвинить в убийстве мужа. Да и старший брат тоже меня беспокоил.

В этот момент я поймала на себе взгляд. Пристальный такой, как бы просвечивающий мои внутренности рентгеном.

Резко обернувшись, я увидела толстуху, только что возмущавшуюся моим поведением. Значит, это она сверлила меня взглядом?

Ну не этот же ханурик в надвинутой на глаза кепке, с поднятым воротником… Ему, судя по его состоянию пропитости, вообще ни до кого нет дела.

«Видимо, показалось», — решила я, бросая взгляд в сторону Таньки и Федора. Они все еще были погружены в обсуждение проблемы с дискетой.

Наконец они перестали совещаться, и девчонка двинулась ко мне.

— А вы не из ПТН? — спросила она.

— Я что, похожа? — поинтересовалась я.

Она внимательно оглядела меня и покачала головой.

— Ну так что?

— Мы вам покажем, где она спрятана. Только сначала вы найдите убийцу.

— Нет уж, — сказала я. — Сначала стулья, а деньги потом. Понятно? Я не могу искать вашего убийцу, не зная, что было на дискете. Ведь убийство наверняка связано с ней.

— Скорей всего так и есть, — задумчиво произнесла девочка.

Как ей удается так причесывать волосы? Ни одной выбившейся прядки…

— Тогда пошли, — позвала она меня. — Федька пускай идет домой. Я ее прятала — я вам ее и отдам.

— Только сначала скажи, как тебя зовут.

— Танька, — бросила она мне через плечо, уверенно шагая по улице.

* * *

Сначала мы шли молча. Она оказалась очень серьезной, моя тезка.

— Зачем вы это сделали? — спросила я.

— Вы не поймете, — передернула она плечом.

— Может, попробуем? У меня нормальные мозги…

— Хорошо. — Она остановилась так резко, что я почти налетела на нее. Большой плюс от быстрой ходьбы — мне стало теплее.

— Ну? — спросила я ее, доставая сигарету.

— Федя это сделал потому, что узнал о своем отце ужасные вещи. И не хотел, чтобы об этом узнал кто-либо еще. И потом… Знаете, нам не хочется, чтобы эта их дурацкая партия оказалась у власти. Эта Ирина кажется мне опасной, вы не находите?

Я кивнула. Пожалуй, что так.

— А что там было? — поинтересовалась я.

— Сами увидите. Когда я отдам вам эту пакость. Только Федька ничего плохого не хотел, вы мне верите?

— Верю.

Мы пошли дальше. Признаться, я плохо знала этот район. Маленькие домишки, ужасно неприветливые и замкнутые. Наверное, такие же, как и их хозяева.

Наконец мы остановились перед каким-то заброшенным сараем.

— Вот, — кивнула Танька. — Это здесь. Не боитесь?

— Чего? — удивилась я, критически оглядывая развалюху.

— Пауков.

— Нет. У меня никогда не было арахнофобии.

Она наморщила лоб, пытаясь сделать вид, что ей понятен этот термин…

* * *

Заброшенный сарай, в котором мы оказались, был весь затянутым паутиной. Мне уже начало казаться, что она попала мне в нос и теперь там сидит паук, упорно продолжающий ее плести. Ощущение было не из приятных, ужасно хотелось чихнуть, но я сдерживалась, боясь потерять уважение маленькой и спокойной особы, решительно продвигающейся в самый темный угол.

— Если честно, мы хотели ее уничтожить, — сказала моя тезка, — но Федька испугался. Он вообще-то ужасно нерешительный.

Она запустила руку в глубь кучи какого-то мусора и пошарила там. На серьезном личике отразилось недоумение.

— Черт! — вырвалось у нее. Она залезла поглубже, потом наклонилась, присела на корточки и встала.

Лицо ее было растерянным.

— Что? — спросила я, предчувствуя недоброе.

— Ее там нет, — прошептала девочка. — И я совершенно не понимаю, куда она делась…

Да уж. Мне захотелось истерически расхохотаться. Надо же, какая незадача!

— Она там была! — отчаянно крикнула Танька. — Вы мне верите?

— Конечно.

— Послушайте, мы вас не обманывали!

От обиды Танька кусала губы, чтобы не расплакаться. Кажется, все так и было. Кто-то нас опередил. Кто-то узнал, где находится эта проклятая дискета, и поспешил сюда, чтобы успеть ее перехватить.

Танька стояла, прислонившись к стене, и в ее глазах было столько отчаяния, что мне захотелось погладить ее по голове и прижать к себе. Но, судя по всему, девчонка была похожа на меня. А я отродясь никому не позволяла жалеть меня.

— Успокойся, — сказала я. — Мы обязательно ее найдем. Только подумай, кто еще, кроме вас, с Федором знал про дискету?