– Точно. – усмехнулась бабка и продолжила: – Так вот, твой дед, а мой, стало быть, отец, в начале века уехал из России в Эрец-Исраэль – так тогда называли эту землю, которая потом стала Израилем. У него там даже двое детей родились. Только

– и они, и первая жена моего отца в Одессе во время гражданской войны от тифа умерли.

– Ты мне никогда ничего не говорила, – пробормотала пораженная Елена Борисовна.

– Не хватало только, чтобы ты во дворе или в школе подружкам ляпнула, что у меня, мол, дед-то не простой, а из Израиля! Представляешь результат?

– Ну, а потом почему молчала? – продолжала обиженная дочь.

– Потом дед умер, и вряд ли ты его когда-нибудь вспоминала, – отрезала старуха. Помолчав, продолжила уже спокойно: – Он был человек с деловой хваткой, везде умел устраиваться. После гибели всей семьи не смог оставаться в Одессе, перебрался Москву. Поселился в Сокольниках. В Москве женился второй раз, и я родилась – поздний ребенок. Недалеко от нашего дома находился Черкизовский рынок, там-то он дела и проворачивал. Начал с нуля и скоро развернулся. Мы не бедствовали, только приходилось от соседей скрывать достаток. Дед боялся бабушке шубу купить, новый шкаф весь подъезд неделю обсуждал. Когда твой отец свататься пришел с тортом, пришлось ему черным ходом пробираться в квартиру: торт очень большой был, боялись, что соседи увидят и решат, что он – вор. Все равно донесли.

– И что? Прадеда посадили? – Игорь даже заинтересовался семейной летописью.

– Нет. Он взятку следователю сунул хорошую, и дело закрыли.

– Надо же, а я думал, в те годы всех сажали.

– Не всех. Зарываться не надо было и платить вовремя – и живи спокойно. Впрочем, с тех времен мало что изменилось. Но я сейчас не об этом. Отец в Эрец-Исраэль землю купил и построил дом. Думаю, дом может быть цел до сих пор. Моше Ройтман был в Эрец-Исраэль до первой мировой войны очень богатым человеком. Когда турки выслали всех подданных Российской Империи, ему пришлось все бросить и уехать, но перед отъездом он обратил деньги в золото и драгоценности и спрятал все в тайнике в доме.

– Мать и сын сидели с открытыми ртами. Елена Борисовна рассказу не поверила, решила, что старуха заговаривается. Игорь, как человек творческий и увлекающийся, поверил сразу и безоговорочно.

– Теперь несостоявшимся художником безраздельно владела идея: он должен

– попасть в Израиль, найти дом своего прадеда, достать клад – и дальше все будет просто замечательно. Его не смущало, что дом мог быть давно разрушен, клад найден. Даже вопрос, что сказать нынешним хозяевам, не волновал его. Главное – найти дом, а уж клад он достанет.

– Игорь развил бурную деятельность, быстро оформил документы на выезд в Израиль – с этим проблем не было, к счастью, метрики бабушки и мамы с указанием национальности имелись в наличии.

– Пробовал выяснить у бабушки все, что она могла вспомнить – любая мелочь помогла бы в поисках. К сожалению, ничего дополнительного не узнал. Прадед, вероятно, не распространялся об этом периоде своей нескучной жизни. Одновременно будущий миллионер пытался собрать немного денег, полагая, что без денег ни в одной стране мира никто ничего не добьется и не узнает. В этом направлении его деятельность закончилась так печально, что пришлось быстро уносить ноги из Москвы и даже вылетать на родину предков из Санкт-Петербурга.

– Израильская действительность резко отличалась от его представлений. Никто не стрелял посреди улицы, хотя молодых ребят и девушек с автоматами он встречал на каждом шагу. Они шли, обнимались, смеялись, и этим отличались от его бывших приятелей, которые мало радовались жизни, а, в основном, пыжились, демонстрируя свою крутизну. Молодежь работала продавцами и официантами, ничуть не стесняясь этих непрестижных, с точки зрения художника, занятий, не пытаясь называть свою работу «менеджер по продажам» или «менеджер по колбасе». К своему невероятному удивлению Игорь обнаружил массу художественных салонов, галерей, выставок. Попробовал рисовать и не без успеха – несколько его картин были проданы. Дали, правда, гроши, но было удивительно и приятно.

– Поиски дома пришлось временно отложить. Надо было сначала выучить хотя бы разговорный язык, чтобы как-то объясниться в архивах. Надо было зарабатывать деньги: подъемные, выдаваемые каждому репатрианту ежемесячно в течение года, имели свойство быстро заканчиваться – уж слишком много соблазнов было перед глазами. Дельной специальности, востребованного образования у Шварца не было, физический труд он презирал и считал себя выше этого. Поразмыслив немного и не придумав ничего нового, новоявленный израильтянин пошел проторенным путем. Пляжей в Тель-Авиве было много, скучающих дам на них хватало. Временное

– решение проблемы было найдено.

– Приятная неторопливая жизнь затягивала, прадедушкины сокровища начинали казаться сказкой. Так прошел год. Перебиваясь случайными заработками художника, принимая помощь перезрелых подруг, Игаль, как его теперь звали, довольно сносно выучил иврит и однажды, вдрызг разругавшись с очередной пассией, высказавшей, с прямотой уроженки Израиля, молодому человеку все, что она думает о его способе добывания хлеба насущного, решил, что пришло время начать поиски дома.

– К его немалому удивлению, поиски заняли гораздо меньше времени, чем он предполагал. Архивы были компьютеризированы, содержались в порядке, в них сохранялись даже документы времен Османской империи. Особенно Игоря изумили бумаги, относящиеся к 20-м годам прошлого века, написанные по-русски, что, вообще говоря, было нормальным явлением: большинство новых репатриантов того времени прибыли из России и другого языка просто не знали. Иврит еще не был государственным языком, да и государства тогда не было. Часть документов была составлена по-английски, что тоже облегчало поиск. Но чаще выручали сотрудники архивов, которые бесплатно – вот чудо-то для человека, прибывшего из страны развитого капитализма! – помогали ему: читали бумаги, написанные, в основном, от руки, – на слух он воспринимал иврит и английский хорошо, читать не умел.

– Наконец бумажка с заветным адресом легла ему в карман.

– Сначала я пытался поселиться в доме, – рассказывал Шварц, – но старуха уперлась и ни в какую не хотела сдавать комнату. А ведь мне требовалось время, чтобы найти тайник. Я несколько раз приходил к ней под предлогом уговоров о съеме жилья и осматривал дом. Чудовищные вазы сразу привлекли мое внимание, по моим представлениям, они идеально подходили для хранения сокровищ. Идею тайника в стенах или в полу я отверг: видно было, что в доме неоднократно делали ремонт, но внешний вид и обстановка в комнатах не наводили на мысль о больших деньгах.

– Единственное, в чем я преуспел, – это стащил у Сары ключи и сделал копии. Ключи я потом незаметно вернул, боясь, что она заподозрит неладное. Получив ее окончательный отказ, я выждал время, чтобы женщина забыла обо мне – именно тогда я поехал в Австрию по приглашению моей очередной подруги и познакомился там с Эстер Полаг – жить-то на что-то надо было. Вернувшись, я стал наведываться в дом Сары Бахар по ночам, пытаясь разгадать секрет механизма, который сдвигает вазы с места. Я потратил уйму времени на это и наконец преуспел. И вот, когда я уже достиг заветной цели, когда механизм сработал и одна из ваз сдвинулась со своего места, открыв тайник, я услышал шаги. Поймите, я потерял голову, я не мог отказаться от своей мечты, от богатства, которое лежало передо мной. Золото и драгоценности надо было только переложить в сумку! В прихожей спрятаться было негде. В панике я совершил глупость: вместо того, чтобы выскочить на улицу, я метнулся в салон, решив залезть под стол, накрытый, как я помнил еще со времен своих визитов в дом, свисающей до пола скатертью, но женщина заметила меня. Я схватил какую-то статуэтку и ударил ее. Я хотел только оглушить старуху и забрать клад, но случилось самое страшное – она умерла.