– на основании записи в метрике. Принять целыми семьями, невзирая на старость и болезни дедушек и бабушек, отсутствие, подчас, нормальной специальности у среднего поколения, выдать пособие на жизнь – конечно, не заокеанское, но жить можно, лечить, заботиться как сможет. Инспектор внезапно вспомнил разговор на автобусной остановке двух дам среднего возраста. Уверенные, что кроме них никто в Израиле по-русски не говорит, они громко обсуждали свои болезни, потом разговор плавно перешел на воспоминания о прошлом.

– Ах, – стенала дама № 1, – когда я вспоминаю, как мы жили в Омске, я плачу. Не поверите – плачу. Все, буквально все было!

– Она переставила сумку на колесиках, своими раздувшимися боками напоминавшую Алексу его любимого спаниеля после удачного набега на ужин, предназначенный для всей семьи. Из сумки торчал рыбий хвост и свешивались несколько бананов.

– А какие театры, выставки! Я не вылезала с них!

– Алекс фыркнул: «Не вылезала с них», – вот это образец русского языка. Дамы подозрительно покосились на него, но парень сделал вид, что внезапно заинтересовался рекламой какой-то невероятной туши для ресниц.

– А здесь, – понеслась дальше любительница культуры, видимо, сев на любимого конька, – где вы видели здесь интеллигентных людей? Только эти – она кивнула на мужчину в шортах и легкой рубашке, застегнутой по случаю жары на одну пуговицу.

– Мужчина удивленно поднял брови, не в состоянии понять, почему на него указывает незнакомая женщина и на всякий случай отошел подальше.

– Квартира какая осталась! – продолжала жаловаться дама. – Кухня 8 метров, санузел раздельный.

– Вы ее не продали? – перебила дама № 2, которую, очевидно, совершенно не интересовал метраж омской квартиры.

– Нет, – ответила собеседница.

– Так возвращайтесь обратно в Омск, – озвучила дама № 2 единственно логичное решение, пришедшее в голову после трагического монолога дамы № 1.

– Собеседница поперхнулась и посмотрела на свою приятельницу подозрительно, как будто та предложила ей прогуляться голой по проезжей части.

– Как это вернуться. У меня мама болеет очень, врачи здесь. Пенсию она получает.

– Дальнейшее Алекс не услышал – подошел его автобус.

– Тряхнув головой, он вынырнул из своих мыслей и стал слушать сольное выступление Шварца.

– Старший инспектор, слышавший во время расследований еще и не такое, терпеливо и молча ждал, пока оратор выдохнется, что произошло довольно скоро. Наступила очередь Дана. Он не стал подниматься к вершинам ораторского мастерства, а сухо предъявил Шварцу улики. Увидев драгоценности, найденные в квартире у Юлии, задержанный заявил:

– Это не мое. Драгоценности принадлежат Юлии Ваксберг. Алекса передернуло от отвращения.

– Допустим, – спокойно согласился старший инспектор, – но как объяснить отпечатки ваших пальцев на них?

– Она давала мне их посмотреть.

– Левин приказал себе дышать носом и успокоиться.

– Откуда у скромной служащей банка старинные вещи огромной ценности?

– Спросите у нее. Я не интересовался. Может, привезла из России.

– Экспертиза обнаружила на них следы пыли, идентичные частичкам пыли из тайника в доме Сары Бакар.

– Я не знаю никакой Сары, как вы там сказали…

– Бакар. – спокойно закончил Дан и продолжил: – В ее доме, в районе Неве-Цедек, год назад вы хотели снять квартиру.

– Возможно, я художник, и искал живописные места. Надеюсь, это не преступление?

– Нет, это не преступление. А вот следы крови Сары Бакар на подошве вашего ботинка – это следы преступления. Вы их не заметили, иначе бы выбросили эту пару обуви, а наши эксперты более внимательны. Вот заключение экспертизы.

– Я не умею читать на иврите.

– А говорите бойко. Впрочем, это не важно. Если хотите, мой помощник вам переведет. Или пригласите русскоязычного адвоката – ваше право. А пока хочу сказать вам еще одну вещь: старая женщина защищалась и сумела оцарапать

– убийцу. Частички именно вашей кожи обнаружены под ее ногтями. Это тоже отражено в протоколе экспертизы – сможете потом убедиться с помощью переводчика, а пока поверьте мне на слово.

– Вот тут Шварц сломался. Израильская демократия была забыта, надо было защищать не ее, а свою шкуру. Художник умоляюще посмотрел на инспектора и забормотал:

– Я не хотел… У меня и в мыслях не было убивать ее… Я хотел только взять принадлежащее мне!

– Это вы будете объяснять суду, – сухо проговорил Шапиро, – а меня интересует не психология, а детали преступления.

–

– Я все расскажу, все! Вы поймете, я не хотел…

– Рассказывайте!

– Игорь – это уже в Израиле он стал Игалем – родился в обычной еврейской семье среднего достатка. Жили они в подмосковном городе, родители работали на единственном тогда еще действующем предприятии. Мать, Елена Борисовна, – бухгалтером, отец, Григорий Ефимович, – инженером по технике безопасности. Времена были веселые – середина 80-х годов. «Перестройка, перекличка, перестрелка», – как любили говорить тогда граждане бывшей семьи народов. Предприятие медленно, но верно загибалось, денег в семье становилось все меньше и меньше, да и те стремительно обесценивались. Елена Борисовна пыталась расшевелить мужа, заставить его что-то предпринять, – она не просто чутьем ощущала скорый крах фабрики, но и как бухгалтер, разбирающийся в финансовых документах, имела все основания тревожиться. Глава семейства вяло отмахивался, предпочитая полулежать на диване и смотреть по телевизору заседания всевозможных Верховных Советов, горячо соглашаясь и споря с ораторами, пересказывая жене содержание прений. Разумеется, в один, далеко не прекрасный день фабрика закрылась. Работники, в основном, женщины среднего возраста, оставшись на улице, подались в Москву: мыть полы у разбогатевших, невесть на чем, нуворишей, продавщицами в ларьки, выраставшие, как грибы на навозе, в переходах, на вокзалах, просто посреди центральных московских улиц, официантками в забегаловки – от одного запаха, исходящего из этих заведений, хотелось перебежать на другую сторону улицы.

– Мать Игоря была моложе, кроме того, обладала востребованной специальностью – она смогла устроиться бухгалтером во вновь открывшееся заведение, пышно именующее себя «Молодежный центр по организации досуга проблемных детей и подростков». Чем именно занималась организация с такими возвышенными целями, Игорь, которому едва исполнилось в ту пору девять лет, конечно, не знал. Помнил только, что однажды мама прибежала с работы жутко испуганная, заперлась с отцом на кухне и долго что-то ему рассказывала, всхлипывая и сморкаясь. На этом ее трудовая деятельность в бухгалтерии закончилась. Пришлось срочно продавать небольшую квартирку – буквально за гроши – и перебираться к бабушке в Москву.

– Немного успокоившись и видя, что муж по-прежнему не может или не хочет ничего делать, чтобы вытащить семью из нищеты, в которой они оказались, женщина махнула на него рукой и, договорившись с такой же товаркой по несчастью, поехала «челноком» в Китай, вложив в это предприятие деньги, полученные от продажи квартиры. Дома был жуткий скандал, который Игорь помнил по сей день. Григорий Ефимович орал на жену, не стесняясь в выражениях. Он считал, что деньги надо потратить на еду – хватит на некоторое время, а там, глядишь, все снова изменится, вернется советская власть, заработает полуразвалившаяся фабрика, и он с торжеством вернется на свое место инженера по технике безопасности, предварительно отобрав проданную квартиру у «этих торгашей».