мщения русских было таково, что некоторые из них бросились преследовать неприятеля. Пока одни очищали город от французов, другие спешили к реке.

Мостов уже не было; рушился порядок. Люди кидались в реку, стараясь переплыть на другой берег. Во все стороны рассылались офицеры отыскивать броды. Наконец они были найдены. Войска устремились в реку под рев батарей французских и русских, установленных на правом берегу Алле. Солдаты на руках перекатили полевые пушки. Нельзя было переправить только двадцать девять батарейных орудий из-за испорченных спусков к реке; под прикрытием Александрийского гусарского полка их увезли левым берегом Алле в Алленбург, где они соединились с армией».[12]

Когда уже стемнело, к берегу Алле с другими уланами пробился корнет Булгарин. Его лошадь прыгнула в реку и тяжело поплыла, перенося на себе всадника. Тут же переправлялись пехотинцы; многие из них не умели толком плавать и держались за хвосты уланских коней. Солдат, пристроившийся к лошади Булгарина, внезапно выпустил ее хвост и в отчаянии схватил за ногу всадника.

Это едва не стоило Фаддею Венедиктовичу жизни.

«Я стал барахтаться, чтобы освободить ногу, а между тем лошадь моя начала фыркать, пыхтеть, отстала от других и наконец приметно опустилась в воду… Нет спасенья, подумал я… как вдруг стременка (по-нынешнему штрипка) на рейтузах лопнула, сапог слез с ноги, и пехотинец ухватился за гриву плывшей рядом со мною лошади, а я давай жарить фухтелями и даже колоть саблей мою лошадь – она ободрилась и кое-как доплыла до берега. Выйдя на берег, я перекрестился!»

В другом уланском полку, Конном польском, тут же, рядом с Булгариным, сражалась при Фридланде еще одна знаменитая мемуаристка – кавалерист-девица Надежда Дурова, которая недавно прибыла в войска, выдавая себя за мужчину. Прототип Шурочки Азаровой из «Гусарской баллады», Надежда со своим верным конем Алкидом спасла тяжело раненного однополчанина, который еле держался в седле. Она взяла в руки поводья чужой лошади и, рискуя быть захваченной в плен, медленно вывезла бедолагу в безопасное место.

Итак, русская армия отступила, горящий Фридланд оказался в руках французов. Очевидно, что, кроме как поражением, такой исход назвать было нельзя, но поражения бывают разные.

Катастрофой битва все же не увенчалась. Беспримерная стойкость русских воинов исключила самое страшное.

«Фридландское сражение ничем не походило на разгром при Аустерлице: в русской армии было убито и ранено около десяти тысяч, а у французов – более пяти тысяч человек. В войсках от Беннигсена ожидали нового сражения: оправившись, русская армия забыла фридландскую неудачу».

Так писал Ермолов.

Доблесть полка Мазовского была отмечена Александром I особо. Из двух тысяч гренадеров к заключению Тильзитского мира в живых оставалось чуть более четверти. Признавая их небывалый героизм, царь приказал сохранить головные уборы солдат в том виде, в каком они оказались по окончании битвы, даже если те были повреждены. И с тех пор гвардейцы этого полка носили каски с пулевыми отверстиями, что и отметил Пушкин в знаменитом «Медном всаднике».

Люблю воинственную живость

Потешных Марсовых полей,

Пехотных ратей и коней

Однообразную красивость,

В их стройно зыблемом строю

Лоскутья сих знамен победных,

Сиянье шапок этих медных,

Насквозь простреленных в бою.

Более того, в 1809 году Александр приказал нанести на каски выживших гренадеров их имена. И это была первая коллективная награда в истории русской армии. Представьте, как замирали прохожие, видя, что мимо идет настоящий воин, чье имя, как знак отваги, выгравировано на пробитом пулями и осколками высоком шлеме. Название Фридланд в России начала XIX века было знакомо многим.

Кстати, именно после Фридланда были вручены учрежденные недавно солдатские «Георгии»: считается, что первым этот орден получил герой сражения, унтер-офицер Кавалергардского полка Егор Иванович Митрохин «за умелое и храброе выполнение поручений»[13].

Подобные последствия говорят о том, что в неудачной битве русское командование все же видело немало поводов для гордости.

Одним из второстепенных итогов Фридланда стало падение Беннигсена. Генералу не могло постоянно везти, а собственных его дарований все же не хватало для успешных действий против Наполеона. Поведение Леонтия Леонтьевича во время битвы при Прейсиш-Эйлау создало ему неоднозначную репутацию в армии, отзвуки чего, разумеется, дошли до Петербурга. В этих условиях менялось отношение к нему императора: Александр все чаще вспоминал ночь с 11 на 12 марта 1801 года и раздражение его против Беннигсена нарастало. Еще до Фридланда князь Куракин сообщал вдовстующей императрице Марии Федоровне:

«Государь, кажется, переменил мнение, которое он имел, о великих способностях Беннигсена; по крайней мере, он его не принимает к себе и оставляет при вверенном ему командовании, без сомнения, только вследствие трудности его заменить с выгодою. Он его считает весьма коварным и сознался, что ему очень неприятно с ним видеться вследствие воспоминаний о прошлом. Государь сказал еще, что подчиненные все единодушно его не уважают, солдаты не могут иметь к нему привязанности и доверия, потому что он не в состоянии говорить с ними на их языке; что у него в войске очень плохая дисциплина и что он ослабляет ее из личных видов, думая тем заслужить больше любви».

С этим можно было бы мириться при победах, но поражения царь Беннигсену не простил. Тем более что через некоторое время без боя был оставлен Кенигсберг, и русская армия отступала к Неману, за которым уже начиналась русская территория.

Наполеон тем временем праздновал долгожданную решительную победу. Военное счастье вновь улыбнулось ему. И, хотя многие в русской армии жаждали реванша, психологический эффект от успеха на поле брани оглушил его политических соперников: прусского короля и русского императора. Путь Бонапарта лежал в город Тильзит, где он готовился продиктовать побежденным свою волю.

* * *

Тильзит нынче называется Советском. Можно сказать, что это единственное место на карте бывшего СССР, где до сих пор сохраняется советская власть (ну а как еще назвать местную администрацию?).

Город является родиной сыра «Тильзитер» (не переименовать ли его в «Советский»?), но во всех учебниках истории он упомянут в связи с заключением 13 июня 1807 года Тильзитского мира.

Наполеон Бонапарт не только полководец, но и политик. Всячески третируя прусского короля, он выказывал уважение к русскому императору и давал понять, что именно с ним готов обсуждать условия мира. Хотя военная сила оказалась на стороне французов, церемониал подчеркивал равноправие государей. Местом встречи двух императоров стал плот, установленный на середине Немана.

Наполеон находился в Тильзите, его противник – на противоположном берегу. Лодки с высочайшими особами отплыли одновременно и синхронно подошли к плоту: правда, император французов ступил на него чуть раньше и успел подойти к барке царя, встречая его. После чего произнес историческую фразу: «Так из-за чего же мы воюем?»

Выше мы уже заметили, что главным врагом Наполеона была Англия. Россию он видел младшим, покорным, полностью подчиненным его воле, но все-таки союзником. Его цель заключалась в том, чтобы Петербург примкнул к континентальной блокаде Альбиона, то есть перестал с ним торговать и помог задушить экономически.

Александр оказался весьма любезен с собеседником, но его учтивость маскировала неприязнь. Потом Бонапарт скажет про русского царя: «Это настоящий византиец», имея в виду его лицемерие. Но внука Екатерины Великой нужно понять: дело-то ведь было не только и не столько в его самолюбии. Англия на тот момент – главный торговый партнер России, мы с большой прибылью продавали туда пеньку, незаменимую при создании корабельных снастей. Тильзит, наложивший на это запрет, пробил огромных размеров дыру в русском бюджете. Представьте, что современная Россия теряет право продавать нефть и газ.

Страшновато? Неудивительно, что, подписывая мир, Александр уже думал, как бы его порвать.

Кстати, благодаря Тильзиту была решена судьба Швеции – нашего северного соседа, который со времен Петра Великого изрядно потерял в надменности (помните пушкинское «назло надменному соседу»), но все же тщился играть заметную роль в европейской политике. Стокгольм продолжал торговать с англичанами, и его следовало поставить на место. Наполеон попросил Александра выполнить эту черную работу, намекнув, что не возражает, если Россия в награду за труды заберет себе Финляндию. Так оно и случилось.

Однако