12

Толпа недовольно загудела, но не осмелилась идти против Тайрона – задвигалась, освобождая пространство для прохода. Казалось, расступаются и замирают морские волны. Да и шум вокруг напоминал шум моря.

Едва до Питера дошел смысл слов Тайрона, как колени чуть не подогнулись от облегчения.

«Хвала Всемогущему! – вопило что-то внутри. – Беги, скорее беги из этого жуткого места!»

«Но, – резонно возражал другой голос, с отчетливой интонацией Сильвана, – если уйдешь сейчас, последняя ниточка, которая может привести к Фэлри, оборвется».

«Да и пошел он к Темному! Он бросил меня, сбежал, как последний трус! Да еще и обманул – если Лэнгилл не врет, конечно… пусть остается там, где он есть!»

Дыхание восстановилось и больше не разрывало грудь, но руки и ноги Питера дрожали от напряжения. А он еще считал, что находится в неплохой форме! Человек, который явно уже много лет не ест досыта практически уделал его одной левой, вот же позорище!

В наступившей тишине он слышал свои шаги по бетонному полу – неуверенные, чуть пришаркивающие. Распахнутая дверь на арену маячила перед ним, точно сияющие врата к спасению.

«Отец, Фэлри, простите меня… я правда не могу…»

Он понимал, что Тайрон поступил нечестно – выпустил против него вооруженного человека, не оставив ни единого шанса на победу.

И все же гордость Питера была сильно уязвлена, шаткое самоуважение, с таким трудом обретенное за десять лет упорного труда, рассыпалось в пыль.

Пошатываясь, он сделал несколько шагов к выходу с арены. Шепотки и хихиканье вонзались в самое сердце, точно ножи, и от стыда он не мог поднять глаз, поэтому сразу увидел свою куртку. Она валялась там, где он ее снял, в непомерной гордыне бросая вызов Тайрону. С тем же успехом цыпленок может вскочить на ведро, воображая, что он петух на заборе…

Внезапно руки сами – совершенно сами! – подхватили куртку с пола.

И прежде, чем кто-либо успел что-то сказать или сделать, Питер, подчиняясь какому-то мощному импульсу, уже метнулся назад.

У темнолицего обладателя ножа реакция и впрямь была просто потрясающая. Он почти успел отразить удар – но неожиданность и смелость выходки Питера решила все. Жесткая ткань куртки наотмашь хлестнула по лицу и обвилась вокруг руки с ножом.

Рыкнув, точно животное, темнолицый рванулся, но его запястье уже сжали крепкие пальцы – с такой силой, что, казалось, лучевая и локтевая кости вот-вот хрустнут, наткнувшись друг на друга. Нож, звякнув, упал на бетонный пол – это был последний звук, который услышал Питер, потому что их накрыло волной разразившихся вокруг воплей.

Но даже без оружия темнолицый представлял собой опасного противника. Питер получил удар в лицо сокрушающей силы и повалился навзничь, противник уселся ему на грудь и собирался продолжить избиение. Но оказался слишком легок – в бою с ножом это играло ему на руку, в драке на кулаках – нет. Питер одним движением отшвырнул его, перевернулся и, бешено работая руками и ногами, на карачках метнулся к ножу. Тот спокойно лежал под ослепительным белым светом шара и выглядел так мирно – ему бы место в ящике кухонного стола, а не на арене.

Противники добрались до него одновременно, но Питер успел на секунду раньше. Мокрые от пота пальцы сжали деревянную рукоять, а впалая грудь противника – вот она, он рвется вперед, ничего и не надо делать, только поверни лезвие под нужным углом, и он сам наденется на нож, точно кусок мяса на палочку для запекания…

И Питер замешкался, опустив руку. Все-таки никто и никогда не учил его убивать людей,  хладнокровно вонзать нож в живого, дышащего человека – пусть даже ради собственного спасения.

И этой крохотной заминки оказалось достаточно.

Темнолицый перехватил его запястье и с легкостью сделал то, что Питеру не позволили сделать годы воспитания Сильвана, привившего ему уважение ко всему живому и особенно к человеческой жизни. Он не стал выхватывать нож, а просто направил лезвие в грудь Питера и, схватив его за плечо, рванул на себя.

Боль обожгла ребра, Питер схватил ртом воздух и рухнул ничком, прижимая руки к груди. Что-то произошло со слухом – казалось, он окружен многотысячной армией, кричащей что-то сумбурное, и одновременно лежит глубоко под толщей воды, на дне озера, куда даже свет попадает с трудом.

Перед глазами маячил лишь грязный пол, но, когда Питер закрыл глаза, из мрака внезапно выплыло худое, строгое лицо; темно-золотые брови сошлись на переносице, как мечи, синие глаза с белыми узорами на радужках, казалось, раскалились от злости.

– Ты что творишь?! – возмущенно произнес знакомый голос – голос из его снов.

Ошеломленный, Питер не успел придумать ответ – масса волнистых золотых волос мелькнула перед его глазами, и наступила темнота и тишина.

Кашлять было больно – Питер понял это сразу же, как начал. Удушье выдернуло его из сладкой тьмы, перевернуло, поставило на колени и заставило отхаркнуть несколько темных сгустков самого мерзкого вида.

– Говорил же, легкое задето, – пробубнил где-то высоко грубый низкий голос, – а ты «фигня, фигня»…

– Заткнись, или сейчас сам чего-нибудь не досчитаешься! – огрызнулся второй голос, и Питер узнал Тайрона.

Тут же огромные руки ухватили его, точно мешок с картошкой, и поставили на ноги так резко, что Питера замутило. Зажмурившись, он прилагал все усилия, чтобы не обблевать того, кто помог ему подняться, пусть и не слишком церемонясь.

Потом открыл глаза, убедился, что это был Тайрон, и пожалел о своем великодушии.

Вокруг царил полумрак, лишь сияли гало-экраны, занимавшие, как в Наблюдательной Башне, целую стену. На них люди прыгали и бесновались у забранной сеткой арены, но звука не было, поэтому происходящее производило забавное впечатление.

Вот только Питеру совершенно не хотелось смеяться. Пошатнувшись, он рефлекторно схватился за грудь, но напрасно – рана от ножа исчезла. Лишь слабый отголосок боли тупой иглой прошил грудную клетку и застрял в позвоночнике. Питер нисколько не удивился, обнаружив на запястьях «браслеты» настройщика.

– Не благодари, – хмыкнул Тайрон и довольно грубо освободил Питера от браслетов и обруча, сжимавшего виски.

Огромная физиономия сега приблизилась почти вплотную, и Питер с трудом подавил желание вмазать по ней кулаком. Полуголый, весь в крови и синяках, он едва держался на ногах, но все же злобно уставился на Тайрона.

– Какого Темного у этого урода был нож? Мы так не договаривались!

– Да мы вообще никак не договаривались, – парировал Тайрон, но глаза его предательски дернулись в сторону, и он тут же напустился на своего напарника: – Не видишь, чего творят эти отбросы?!