– У нас есть целых два относительно крепких подозреваемых, – сказала мне Мариша, когда мы уселись за столик в кафе, чтобы перекусить после разговора с Никаловским.

– Кто?

– Во-первых, клоун, а во-вторых, наш толстяк режиссер, – глубокомысленно изрекла Мариша.

– А режиссер почему? – удивилась я.

– Что ему мешало после ухода Никиты сесть в свою машину и прикатить на ярмарку? Машину оставил где-нибудь поблизости, а сам пришел к Алине, обманом заставил ее достать ножи и убил.

– Чтобы подставить Никиту? – уточнила я. – Бедная Алина.

– Мы же не знаем, чем она его шантажировала, – сказала Мариша.

Я раскрыла рот и уставилась на Маришу. Такой оборот дела мне не приходил в голову. Но в самом деле, режиссер не производил впечатление страшно богатого, а главное щедрого человека. А Алина требовала у него кольца и серьги с брильянтами и деньги в придачу, и это учитывая, что он недавно подарил ей машину. Значит, либо мы ошиблись, и ночью от Карабаса Алина звонила вовсе не Никаловскому, а кому-то другому. И встречу тоже назначала кому-то другому. Ну а потом этот другой не смог, и она спешно вызвала Никаловского. Но это получалось слишком уж накручено, я вынуждена была это признать. Значит, режиссер богаче, чем кажется на первый взгляд. И тогда напрашивается вопрос, а с чего это он так разбогател? Вроде бы его фильмы бешеным кассовым успехом у публики не пользовались…

– А не последить ли нам немного за режиссером? – предложила Мариша. – Машина у нас теперь есть, слава богу, на таможне попался знакомый мужик – выручил.

А то неизвестно, когда бы я получила ее. Колеса есть, и времени вагон.

Вообще-то это касалось в основном Мариши. Она и в самом деле всегда была свободна, словно ветер. Работать Мариша избегала, уверяя, что от этого портится цвет лица, а теперь необходимость в этом и вовсе отпадала – после развода со своим немецким мужем она должна была получить некоторую сумму денег. А мне, чтобы содержать себя, приходилось работать во всяких разных местах.

Впрочем, нигде я долго не задерживалась. Сейчас я числилась преподавателем в частной гимназии. И сегодня должна была явиться к нашему завучу, чтобы она поручила мне какие-то бумажки и списки, которые я должна представить на подпись в исполком. От этих бумаг зависела чуть ли не судьба гимназии на весь следующий год. Но так как я не явилась, гимназию теперь, наверное, закроют.

А уж меня-то уже точно уволили, и можно было сидеть и не дергаться. Что я и сделала.

В сильную жару лучше всего находиться за городом, где-нибудь возле воды. Но если уж обстоятельства сложились так, что приходится остаться в городе, то неплохо сидеть в кафе под тентом и попивать сок и кока-колу прямо со льда.

Двигаться нужно поменьше, а бег и прыжки следует Исключить полностью. Не успела я прийти к этому решению, как увидела человека, который мчался во весь дух, перепрыгивая через попадавшиеся ему по пути мелкие препятствия в виде открытого люка, разбросанного мусора, сцепившихся собак или детской коляски.

Я лениво следила за парнем, решая, как быстро он выдохнется; бедняга совсем не был создан для бега или прыжков, но тут он повернул голову, и я увидела его лицо. Поперхнувшись соком, так, что он фонтаном брызнул у меня изо рта, оросив новое платье Мариши, я вытянула руку и начала дико кашлять. Указывала на парня и мычала, говорить я была пока не в силах.

– Что ты юродствуешь? – недовольно сморщилась Мариша. – Говори толком.

– Наш толстяк режиссер, – наконец выдавила я из себя, справившись с кашлем.

– Ну?!

– Куда-то намылился.

Мариша забыла про свое драгоценное платье, которое она только что старательно оттирала салфеткой, проследила за направлением моей руки, вскочила из-за столика и рванула следом за мужиком. К счастью, он мчался не оглядываясь, не то он был бы весьма удивлен, но вряд ли обрадован свидетелями, потому что через несколько минут, когда он домчался до уединенной лавочки в глубине парка и рухнул на нее без сил, к нему подошел не кто иной, как Иннокентий. И добро бы просто так подошел, поздоровался, постоял да и прошел мимо. Уже это было бы подозрительно, но Кеша плюхнулся рядом с Никаловским, и они принялись болтать, словно старые приятели. Впрочем, в качестве приятелей они не смотрелись, слишком мало душевности было в их беседе.

– Того и гляди друг другу в глотку вцепятся, – прошипела мне на ухо Мариша. – Как раскочегарились. Эх, жаль, фотоаппарата нет! А впрочем, посиди тут!

И она исчезла, оставив меня наблюдать за парочкой, которая пришла к какому-то решению и уже не грызлась между собой. Несколько минут спустя, когда Кеша собирался прощаться, появилась Мариша с непонятно откуда взявшимся фотоаппаратом в руках. Наведя его на Кешу, она несколько раз сфотографировала собеседников.

И сделала это вовремя; почти сразу же парочка разбежалась, а к нам подковыляла необъятных форм гражданка нерусского вида, держась за сердце, она с мольбой протянула руки к Марише, которая тут же кинулась целовать гражданку с таким жаром, словно перед ней стояла ее американская бабушка, собирающаяся завещать ей все свои миллионы.

Из ломаных английских фраз, которыми Мариша закидывала бедную туристку, стало ясно, что бедняжке пленки не видать как своих ушей, пусть радуется, что хоть фотоаппарат ей вернут. У меня голова пошла кругом, а когда остановилась, то мы уже были обладательницами пленки с шестью отснятыми кадрами. Просто чудо, что в такой дали от всяких архитектурных и исторических памятников Марише удалось встретить туристку с фотоаппаратом в руках, да еще вдобавок настолько несообразительную, что не стала звать милицию, когда Мариша вырвала фотоаппарат у нее из рук и со словами: «Я жду вас в парке!» – умчалась прочь.

Итак, теперь мы были обладательницами двух отлично получившихся фотографий, на которых был запечатлен миг прощания Кеши и Никаловского. Что это нам даст, мы пока не знали.

– Они знакомы – это факт, – сказала Мариша. – Но почему-то наш толстяк сказал, что никого из цирка никогда раньше не видел, его с ними Алина свела. А как она могла его познакомить с Кешей, если тот не участвовал в съемках? И зачем толстяк это знакомство скрыл? Но раз скрыл, значит, есть что скрывать.

– Мне этот Иннокентий сразу не понравился, чутье, должно быть, сработало, – сказала я. – Предлагаю фотографии отдать в милицию. Нечестно, если мы скроем их.

– Пожалуй, – согласилась Мариша.

Но когда мы пришли в милицию, выяснилось, что лейтенант Гривцов уехал на несколько дней.

– Куда? – ахнули мы. – Он ведь расследует дело.

– Вот по нему и уехал, – сообщил нам невозмутимый, словно гора, начальник отделения. – Скажу вам, девочки, по секрету, он считает, что поездка поможет обнаружить след маньяка.

– Поживем – увидим, – скептически заметила Мариша.