– Меня не было много лет. Пока я в прошлом году не вернулся в Лондон, брат считал меня мертвым.

– Мертвым? – Это слово испугало ее. Она села прямее. – Почему?

Она отпила вина, пытаясь осмыслить это откровение.

Кейд протянул руку и кончиком пальца обвел вырез ее платья. Прямо по обнаженной коже.

– Скажем так: для моей работы лучше, если меня иногда считают мертвым.

– Что это, спрашивается, означает?

Но ее слова были немного бессвязны, учитывая, как отвлекал ее его палец.

– Я не всегда был на… стороне закона, – докончил он, проводя пальцем по вене от ее шеи до уха. Даньелл закрыла глаза. Этот человек точно знал, где именно коснуться женщины. Она в жизни не предполагала, что простое поглаживание мочки ее уха может оказаться таким…

– Что вы сделали? – выдохнула она.

– О нет, я не собираюсь выкладывать все свои секреты, мадемуазель. Особенно без небольшого… стимула.

– Какого именно? – не выдержала она.

Он подался вперед и поставил бокал на стол позади нее.

– Я мог бы попросить поцелуй, но вы были правы насчет меня, – прошептал он, приблизив к ее губам свои.

– Как? Когда?

Его взгляд завораживал.

– Когда вы сказали, что у меня не выйдет накачать вас вином и попытаться поцеловать.

– А вы разве не собирались это сделать?

О, почему это известие так ее разочаровало?

– Нет. Я из тех, кто предпочитает действовать.

Он притянул ее к себе.

Бокал едва не выпал из руки Даньелл, но Кейд успел схватить его и поставить на стол.

Он действительно хочет поцеловать ее. Почему же не целует?

Ей хотелось плакать.

– Когда я поцелую тебя, – протянул он, обдавая жарким дыханием ее губы, – ты станешь отвечать на поцелуи, и вина при этом не будет.

Он отодвинулся от нее и с самодовольным видом развалился на диване.

Он увидел, что она разочарована. Даньелл поняла это по тщеславной улыбке на его красивом лице.

Даньелл сделала все, чтобы казаться совершенно безразличной, но, о боже, как она хотела его поцелуя!

– Почему вы вернулись? Почему вы здесь? – спросила она, пытаясь отвлечься.

– Мисс ла Кросс, если хотите получить ответ, вам следует сделать куда больше, чем почти поцеловать меня.

Он встал, лукаво подмигнул ей и вышел из комнаты.

Час спустя Даньелл скользнула в постель, все еще перебирая в памяти разговор с Кейдом в библиотеке. У этого человека много тайн. И это говорит женщина, имеющая столько же своих, если не больше! Похоже, ему не по себе оттого, что его брат виконт, и хотя он явно наслаждался всеми преимуществами, которые давала новая жизнь его брата, что-то было ему не по душе.

Этого почти поцелуя было достаточно, чтобы Даньелл изнемогала от желания. И самым шокирующим моментом был тот, когда он сказал, что ей придется сделать больше, чем почти поцеловать его, чтобы заставить ответить на вопросы.

Она едва не спросила его, что нужно сделать. И готова была это сделать. Кейд – воплощение соблазна. Конечно, будет настоящим наслаждением поменять поцелуи на тайны. В конце концов, она может затеять весьма интересную игру. О-ля-ля!

Даньелл подозревала, что он ушел, потому что ему было не по себе от ее вопросов. В будущем нужно быть не такой прямолинейной.

Ее мысли прервал стук в дверь. Тихий, еле слышный. Сначала она посчитала, что ей показалось.

Девушка села и прислушалась. Через несколько секунд в дверь снова постучали.

– Мадемуазель… – раздался голос Мэри.

Даньелл зажгла свечу на тумбочке, отбросила угрызения совести и поспешила к двери. Мэри стояла в коридоре в одной сорочке. На худенькие плечи был накинут халат.

– Мэри? Все в порядке?

Мэри кивнула:

– Да. Да, я просто подумала, что мы могли бы… – Она потупилась, прижала левую ступню правой и стиснула руки: – Немного потолковать.

– Потолковать? – удивилась Даньелл.

– Да.

Веснушчатое лицо Мэри озарилось надеждой.

– О, конечно, – ответила Даньелл, вспомнив о правилах хорошего тона. Тех, которые пыталась вбить в нее мать до того, как весь их мир изменился. – Входите.

Даньелл отступила, чтобы дать ей пройти.

– Боже! – воскликнула Мэри, подходя к окну и садясь на мягкий стул. – У вас свой стул и гардероб! И туалетный столик? И письменный стол!

– Да. А у вас этого нет?

Мэри покачала головой:

– Нет. Мы делим комнату с Молли, и там стоят всего две кровати. И несколько крючков для одежды.

– Вот как, – ответила Даньелл, не зная, что еще сказать.

– Домашние горничные не имеют просторных комнат с письменным столом и стулом, – продолжала Мэри. – Но полагаю, это неважно. Что мне и Молли делать с новомодным письменным столом? Ведь мы не умеем писать.

Мэри фыркнула.

Даньелл осторожно прикрыла дверь и села на край кровати.

– Вы не умеете писать?

– Совсем не умею, – покачала головой Мэри и, почесав нос, добавила: – То есть я могу написать свое имя, но это все.

Даньелл и представить не могла, что кто-то не умеет писать. Ее этому научил отец. Ее прекрасный отец-француз. Он был преподавателем английского и повстречал свою будущую красавицу-жену в юности, во время длительной поездки по Англии. Девушка, к полному возмущению своей семьи, сбежала с ним, чем вызвала скандал в обществе, – по крайней мере, так рассказывала тетушка Мадлен. Они уехали во Францию и жили там, пока отца не убили. После чего маму арестовали, а Даньелл выбросили на улицу.

Она пыталась найти тетю Мадлен, но та уехала в путешествие. Девочке удалось узнать, что маму отослали в английскую тюрьму за убийство мужа. Ее обменяли на заключенного-француза. Даньелл было необходимо ехать в Лондон и выручать маму. Она видела убийцу отца, а позже узнала его имя. Лафайет Батист. Большую часть своей жизни она разыскивала этого человека. Ей стало известно, что он моряк, капитан судна. Она выследила его на пристани, отыскала его судно и вызнала все его тайны и секреты.

Но потом ее нашел Гримальди. Он предложил ей другую жизнь и свободу, ведь ее тоже должны были отправить в тюрьму за контрабанду. Она была неглупа и приняла его условия. Гримальди предложил ей возможность учиться, респектабельную должность и, что главнее всего, – обещал найти ее мать и помочь ей.

И он сдержал слово. Он человек чести. Единственный на Земле, кому она может доверять.

Перед глазами промелькнул образ Кейда Кавендиша. Нет, Кейду доверять нельзя. Он видит в ней только смазливое личико. Еще одну девицу в длинной цепочке тех, которых предстоит соблазнить. Хотя он и отвечал на ее вопросы. И она подозревала, что волнует его.