А неуверенность – это уже поражение…

Но вот чего она не учла – так это реакции Федора на наши обнаженные тела. Между прочим, что я, что Светка… Фигуры фотомоделей, у обеих – длинные ноги, чувственные, чуть-чуть припухлые животы, узкие подвижные бедра, упругие ягодицы, шеи – без единой морщинки, ноги – без единой хоть чуточку вздувшейся вены. А груди! У мужиков головы кружатся от наших со Светкой грудей! Проверено… Кстати, тела у нас с нею очень похожи, она только ростом чуть пониже меня… И в бедрах чуть пошире.

Поэтому реакцию Федора можно было, конечно, не только понять, но и предвидеть. У блондинки, вероятно, под влиянием частых взглядов в зеркало сместились эстетические представления о женской красоте… И мы со Светкой, должно быть, показались ей совершенно несоблазнительными для мужчин. Поэтому она так спокойно оставляла Федора с нами наедине. А может быть, она просто как-то подзабыла о том, что сексуально озабоченный мужчина с самого начала проигрывает той женщине, которая его озаботила. Ну и не увидела ничего страшного, если Федор и трахнет нас со Светкой пару раз… Или даже не пару…

И сейчас он как раз и собирался начать это делать. Про гаечный ключ он, наверное, забыл уже. Да и руки у меня теперь связаны. Федор не видел препятствий для осуществления своего желания. Что ж, это даже к лучшему. Возбужденный мужчина плохо осознает реальность. Для него ничего не существует, кроме его удовлетворения. Мы, женщины, этим, собственно, всегда пользуемся. Воспользуюсь я этим и на этот раз. Лишь бы он не заметил, что руки у меня развязаны, и не лишил меня хорошего шанса устроить ему еще один облом.

Федор подошел вплотную к кровати, ладонью, напоминающей совковую лопату, похлопал нас со Светкой по грудям, потрепал волосы на лобках. Не знал, с кого начать… Обе соблазнительны.

Выбрал он меня. Наверное, потому, что лежала сверху… Он расстегнул «молнию» на брюках и вывалил из них свой полуметровый шлагбаум. О боже! Нечто подобное я видела только однажды: давным-давно в детстве, в деревне, когда дедушка запрягал жеребца, чтобы ехать за сеном…

Кто знает, находись все мы в другой ситуации, может быть, это вызвало бы даже мой интерес, граничащий с возбуждением, но не сейчас. И я ждала подходящего момента для удара.

Но едва Федор взялся за мои ноги и попробовал их раздвинуть, как тут же понял, что ничего не получится, пока они связаны. Он досадливо запыхтел на задержку и за несколько секунд ноги мне развязал. Я была фактически полностью освобождена от веревок. Федор подтащил меня к краю кровати, дернул мои ноги в разные стороны, приставил ко мне свой шлагбаум. Я даже на миг поразилась, как же это все может войти в меня. Ведь это же – до желудка, а то и дальше… Но устраивать эксперимент, чтобы узнать это, я все же не стала. Руки у меня давно уже были закинуты за голову. Обеими руками я ударила его в основание шеи с обеих сторон. Удар, неоднократно мною проверенный.

Он так и не успел войти в меня, но не потому, что мне удалось его вырубить. Когда я уже наносила удар, дверь с шумом распахнулась, и в дверном проеме возник… Леня! Для меня это была полная неожиданность, и рука моя очень некстати дрогнула.

Федор дернулся назад на шум, полуобернулся, и мой удар пришелся ему в кости черепа повыше ушей. Впечатление было такое, будто я ударила по чему-то железобетонному, по какому-то «абсолютно жесткому телу», не знаю уж, есть ли такое понятие в физике, я в ней не сильна. Но в моих ощущениях оно точно было. Я даже понимала, что оно означает, хотя вряд ли могла бы объяснить.

Короче, Федор моего удара, кажется, не почувствовал. Он целиком был поглощен созерцанием появившегося в дверях Лени. Да надо сказать – было на что посмотреть! Ленины глаза сверкали, как божья гроза. Он стоял, чуть пригнувшись, в боевой стойке, одна рука немного вперед, корпус слегка развернут – прямо тигр, готовый к прыжку. Наверное, в этот момент он себе ужасно нравился. Но нападать на Федора он не спешил. Медлил почему-то. Вероятно, подозревал, что дальше он может не так себе понравиться. Что это последняя картинка, которой можно полюбоваться.

Федор наконец на Леню насмотрелся и решил что-то предпринять.

– Суслик! – сказал он удивленно. – Ты откуда это взялся?

– Й-а! – заорал Леня, плавным движением отвел правую ногу немного назад и, вытянув ее в шпагате, врезал Федору подъемом по уху.

С таким же успехом он мог врезать и по косяку. Федор даже не шелохнулся.

– О-о! – сказал он еще более удивленно. И потряс пальцем в ухе, по которому получил удар. Видно, слегка заложило.

Затем он поднял правую руку на уровень головы и хотел прямым ударом стукнуть Леню открытой ладонью. Не знаю, выдержала бы Ленина голова этот удар, но закончить его Федору не дала я.

Пока Федор разглядывал Леню и чесал свое ухо, я успела осторожно дотянуться до «макарова», брошенного Федором на тумбочку. Я взяла его для верности в обе руки и со всей, на какую только была способна, силой стукнула рукояткой по Фединой макушке.

Федор осел на пол. Леня тут же подскочил ближе, схватил тумбочку, поднял ее над головой и с силой опустил на темечко Федору. Тумбочка рассыпалась. Федор свалился на пол рядом с кроватью.

Леня уставился на меня тупым взглядом. Вернее, на мои груди. Куда же он еще мог уставиться? «Что-то ты, дружочек, слишком часто меня сегодня разглядываешь. Причем с разных сторон».

– Что смотришь? – крикнула я ему. – Было слишком жарко, чтобы париться в одежде. Где Людка?

Он указал пальцем наверх.

– Развяжи и найди ей что надеть, – приказала я ему, кивнув на Светку, а сама бросилась стаскивать с Федора футболку с надписью «Active Team».

«Какая ты, к черту, активная команда, дерьмо неповоротливое!» – ругалась я вполголоса, отцепляя от его носа зацепившуюся футболку. Футболка воняла Фединым потом, но мне было на это сейчас наплевать. Я бы и так могла бежать на поиски Людочки, но вдруг кто-то встретится на пути – зачем мне лишние проблемы. Я даже в зеркало не стала на себя смотреть, как я выгляжу в трофейной футболке, – до того я торопилась. А выглядела я, наверное, пикантно – в широченной, раз в пять шире меня, обвисшей до колен, потной футболке, с пистолетом в руке…

Оставив Леню освобождать Светку, я помчалась на чердак, не забывая, впрочем, об осторожности – блондинка была вооружена, да и председатель, возможно, тоже. Ожидать от них можно было всего.

Я прекрасно понимаю, что для суда предполагаемая неспособность совершить убийство не является доказательством невиновности. Но для меня этого вполне достаточно, чтобы оправдать человека.

Именно поэтому я сняла все подозрения с Лени, едва убедилась, что самое большее, на что он способен, – театральная бравада, самолюбование, замешанное на комплексе неполноценности, картинные позы и склонность к переоценке собственных возможностей. Он может сколько угодно представлять себя главным героем крутого триллера, но, когда дело доходит до обдуманного убийства, шелуха с Лениных мозгов слетает и он четко представляет себе всю социальную машину, против которой он себя ставит в случае, если совершает преступление.