и протянул через стол, – да, кстати, как у тебя отношения с Будасси? Сработались?

Виктор вздрогнул. "К чему бы это?"

– Вроде нормально, Александр Владимирович дает работу, я выполняю. Есть некоторые расхождения, но мы договариваемся.

– Я слышал, ты предлагал идею уменьшения ширины террас для железнодорожной колеи. – Виктор замер, где-то в глубине пронеслось: "Откуда он знает?"

– Да, но эту идею забраковали еще в Дмитрове, – Виктор опять пытался быть невозмутимым.

– А-а… ну ладно… – Макаров, как бы нехотя, переключился, – кстати, что ты знаешь об изменении Будасси проекта кольца?

– Так он согласовывает с главным инженером Строительства по телефону.

– Тебе не кажется, что идёт сознательное затягивание работ? – Макаров вдруг резко сменил тон, – с таким окладом, какой ему положили, не выгодно быстро делать. Несмотря на то, что Александр Владимирович – хороший инженер, за ним три судимости по пятьдесят восьмой статье. Как бы нам всем не попасть в неприятности…

Виктор, вышел на воздух, глубоко вдохнул-выдохнул. "Чёрт, что происходит?" И сам себе ответил: "Всё то же".

…Это была первая лекция на старшем курсе в институте. Полная аудитория, затаив дыхание, не отрывая устремленных на профессора глаз, поглощала каждое его слово, строила образы будущего, в котором техника будет основой экономики. Профессор живо и красочно описывал огромные машины – добывающие, строящие, перемещающие. "Такая фантастика возможна?" – спрашивали распахнутые глаза. "Да, возможна, если учиться", – отвечали живые движения жестикулирующего молодого профессора, – "не просто так же вы пришли в институт. Вы будете теми, кто это всё осуществит". Профессор рисовал волшебные картины, мы ему верили, хотя вокруг была нищета, голод и громкое дело Промпартии, но мы хотели осуществлять те грандиозные проекты – быть участниками этих великих строек, быть там первыми, лучшими.

И, как гром среди ясного неба, через неделю профессора арестовали и осудили на десять лет, как агента капиталистических стран. Никто из нас тогда не высказывался по этому случаю, даже между собой, хотя, наверное, лишь потому, что ещё не успели узнать о жизни этого профессора.

Странное чувство… Может именно тогда Виктор начал с оглядкой относиться к остальным студентам и преподавателям, больше сосредотачиваться на самостоятельной учебе. Общественная работа его тяготила, он участвовал в ней безынициативно, не выдвигаясь на лидирующие позиции. К тому же, его природная застенчивость помогала быть осторожным.

15

Будасси открыл изрядно потрёпанную папку: подшитые листки-наряды на земляные работы. Углубился в цифры с каждого участка, потом просмотрел цифры квартальных сводок. "В итоге за 1933 год: 1200 тыс. куб. м тачками, 500 т. куб. м – ручная погрузка на платформы 586 тыс. куб. м – экскаваторы". Выводы были неутешительные: только одна треть экскаваторами, да и то цифры завышены.

Будасси всё ритмичнее почёсывал лоб, замаячили слова пятилетней давности.

"… Обвинитель. Когда советская власть перешла ко второй стадии НЭПа, вы уже считали возможным работать? Как вы НЭП понимали – как сдачу советской власти своих позиций, как переход на капиталистические рельсы, или по-иному, как-нибудь?

Подсудимый. НЭП, мною и подавляющей частью инженеров был понят как начало перерождения советской власти, как постепенный переход на позиции государственного капитализма.

Обвинитель. Вы пришли работать не для того, чтобы помогать и укреплять советскую власть, а потому что верили в то время, что она перерождается на почве НЭПа. Какая же это советская платформа?

Подсудимый. Я считаю, что это была советская платформа, потому что та позиция, на которой я стоял, вполне отвечала тому курсу, который в то время наметился у советского государства

Обвинитель. Почему этот курс вас удовлетворял? К чему вы думали, должна прийти советская власть при помощи этого курса?

Подсудимый. Я считал, что при той экономической политике, которая была взята, имеется полная возможность правильно организовать и вести народное хозяйство. Никакой борьбы с советской властью я не вёл, работал добросовестно и честно на восстановление советской промышленности и народного хозяйства…"

Дребезжащий звук вывел Будасси из оцепенения. Крупная муха билась об оконное стекло. Пыталась выбраться с разлёта: удалялась внутрь комнаты, разворачивалась и, реагируя на свет в проёме окна, летела навстречу ему. Стекло преграждало путь. Глухой удар и она падала на подоконник. Очнувшись, вставала на лапки, набиралась сил и пыталась карабкаться по стеклу, трынькая крыльями. Всё кончалось очередным падением. И чего не спит? Уже снег скоро выпадет. Будасси положил перед собой план размещения экскаваторных забоев: корытообразное поперечное сечение профиля канала, заполненное прямоугольными областями в три вертикальных яруса с номерами экскаваторов в верхней части. По краям помечены места под ручную выборку тачками.

Решение нужно принимать сейчас, времени не оставалось. Конец года. Планы, планы… Приличное отставание от графика и надвигающаяся зима ставили крест на лихие замашки энкэвэдэшной власти. Пионерную траншею кровь из носу необходимо сделать до сильных морозов, иначе зимой экскаваторами не осилим верхний ярус северного склона.

Будасси надавил на выключатель настольной лампы с зелёным абажуром. Неяркий свет. Взял карандаш и, с нажимом, обвёл маленький квадратик с пометкой "пионерная траншея". Завтра надо бригаду найти незаезженную. Человек триста, надеюсь, достаточно. Правда, придётся двойную порцию ужина через Афанасьева пробить. Успеть… успеть до январских морозов… пока оттепель.

"…Обвинитель. Среди инженеров взяточничество распространено?

Подсудимый. Нет, не распространено.

Обвинитель. Но мы имеем это по приёмке и продаже хлопка. Как только есть контакт с фабриками, то обязательно взяточничество. Это что же бытовое явление?

Подсудимый. Может в последнее время.

Обвинитель. А почему в последнее время, а раньше? Значит выходит, что при капиталистическом режиме инженеры совестились брать взятки, а при советском режиме это в порядке вещей?

Подсудимый. Я бы сказал так, что при прежнем режиме трудно было получать взятки, потому что сам хозяин близко стоял к финансовым делам.

Обвинитель. Значит не потому, что совестились, а потому что трудно было брать?

Подсудимый. Одним словом, этого явления я не встречал…"

Муха прожужжала рядом с ухом Будасси и тяжело села под тепло настольной лампы. Совсем некрасивая: облезлая, пыльная… Тёмно-серые тона полуспящего насекомого наводили тоску. Смирись, лети в дальний угол и спи. Будасси небрежно смахнул муху рукой, но та поднялась в воздух. Оттепель… С одной стороны помогает, а с другой… Остро отточенный грифель карандаша оставил на ватмане два креста поверх номеров экскаваторов, застрявших на несколько дней в мокрых забоях первого яруса. Новые цифры, недавно поступивших экскаваторов "47" и "22", появились на втором ярусе.

"…Обвинитель. Не относились ли вы критически к проекту Днепростроя?

Подсудимый. Днепрострой я не мог оценивать с точки зрения строительства, никакой критики я не наводил. Может