До того вечера он был холодным и спокойным, несмотря на краску на шкафчике и исцарапанный капот. Он провел нас своим красноречием и фальшивой улыбкой. Мы не понимали, кто он на самом деле, а теперь слишком поздно.

Внизу в проходе ползет Отем. Может быть, он увидит ее не сразу. И может быть, это ее спасет.

– Все очень просто, Отем, – продолжает Тайлер. – Или ты выходишь сюда, или я продолжаю мучить твоих друзей. О, нет, подожди-ка… У тебя нет друзей. Выходи, или я перебью всю школу. Вот. Так.

Выстрел сливается с воплем Аши. Но она тут же перестает бороться, словно все, за что стоило драться, в этот момент исчезло.

И что-то во мне тоже исчезло.

Сначала мы слышим вой сирен, обманчиво близко. Но машин не видно. Вдалеке дорога мерцает от жара моторов.

– Клер…

Во рту привкус крови и металла. Наверное, я прикусила губу, когда падала. Я прижимаюсь лицом к бетону, стараясь охладить щеки. Закрываю глаза и чувствую вибрацию дороги.

Надо мной склоняется Крис, высокий и темный. Он тяжело дышит. Руки прижаты к бокам.

– Клер, поднимайся. Если ты слишком остынешь, мышцы сожмутся.

Голос его звучит странно, словно пробивается сквозь густой туман.

На горизонте появляются синие мигалки. Сирены приближаются. От этого воя мне хочется зажать уши – слишком громко.

– Клер, подумай о Мэтте.

Я прихожу в себя. Лицо Криса обретает резкость. Он хмурится. Крис протягивает руку, я хватаюсь за нее. Резкая боль пронзает икры, когда он ставит меня на ноги. Все еще держась за его руку, я наклоняюсь вперед и потягиваюсь, насколько могу.

Первая полицейская машина проносится мимо, не останавливаясь.

Желудок сжимается. Меня рвет, а потом я хватаю ртом воздух. Крис ласково отводит волосы от моего лица.

– Прости, – бормочет он, – я не хотел…

Я трясу головой. Как бы тяжело нам ни было, он всегда рядом со мной. И это значит очень многое.

Обдавая нас пылью и выхлопными газами, мимо проносятся четыре, пять, шесть полицейских машин.

– Ты прав, – говорю я. Я отвечаю за Мэтта. Я должна его защищать, но даже не с ним в эту минуту. – Спасибо.

Визг тормозов. Последняя машина останавливается. Молодая женщина-офицер опускает стекло и выглядывает.

– Ребята, вы из старшей школы? – спрашивает она дрогнувшим голосом.

– Да, мэм, – отвечает Крис.

Она кивает и делает движение головой:

– Садитесь. Вам нельзя сегодня бродить одним.

Когда открывается дверь, тяжесть сваливается с моих плеч. Она отвезет нас назад в школу – к Мэтту. Это знак. Мы что-нибудь сделаем. Все будет хорошо. У всех все будет хорошо. Мы найдем способ. Какой-нибудь.

Женщина-офицер сурово хмурится:

– Это не героическая миссия. Вы останетесь со мной, пока кто-нибудь не отвезет вас домой. Садитесь.

– Да, мэм, – отвечаем мы хором.

Я проскальзываю в машину, Крис за мной. Запах кожи и резины оглушает меня. Все так знакомо, как в машине Джонаха. Но по рации сообщают об угрозе и стрельбе. И спокойствия нет и в помине.

Мы возвращаемся. Мне спокойно и страшно одновременно. Мэтт…

Не могу перестать думать о нем – о сосредоточенном взгляде зеленых глаз, когда он делал свои фигурки из пьютера. О его усмешке – он вечно задирал Криса, когда тот заговаривал с Трейси. О том, как он смотрел на Тая. О его боли, когда посторонние обращали внимание на костыли.

Не могу…

Мне нужно собраться, чтобы справиться с тем, что нас ждет, когда мы вернемся в школу. Мне нужно знать, что Мэтт в безопасности. Я хочу помочь нашей команде, кадетам, всем.

Я ищу руку Криса.

Шаги считать больше не нужно, и я прислушиваюсь к толчкам машины на неровной дороге – один-два-три, один-два-три.

Мы будем сильнее своего страха. Сегодня мы избавимся от него. Мы найдем способ.

Единственный способ не утонуть в тревоге – сосредоточиться на друзьях, традициях, определенности.

Например, на дороге в Оппортьюнити. Мы планировали это несколько месяцев. В последний день, когда уроки кончатся, команда соберется за школой. В лесу за парковкой и футбольным полем мы устроим лагерь. Между территорией школы и лесополосой есть отличное частное поле.

Мы будем есть булочки из кондитерской матери Эйвери, шоколадки, сколько сможем унести, попкорн, леденцы – для Криса возьмем лакричные, хотя я этот вкус терпеть не могу.

Никакого спиртного, пока наши новички не заснут. Тогда-то мы непременно выпьем. Мы произнесем тост за четыре года учебы, только Крис и я. И мы не будем спать до рассвета. Как можно спать в последнюю ночь в школе Оппортьюнити!

Мы будем смотреть, как меркнут звезды и исчезает луна.

Мы будем смотреть, как загорается горизонт и поднимается солнце. Мы будем говорить о будущем в последний раз, перед тем как оно наступит.

Мы будем вместе.

Эту ночь мы запомним навсегда – лучшую ночь в школе.

Так обязательно будет. Обязательно.

Вторая и третья скрепки тоже ломаются. Щелк. Щелк. Одна за другой. Я бросаю их на линолеум.

Опираюсь на пятки, встаю и отхожу от двери, чтобы не замолотить по ней кулаками.

Возвращаюсь в главный коридор и заглядываю за угол. Никого. Ни Фарида. Ни полиции. Лишь бесконечная, гнетущая тишина. Невозможно представить, что в школе тысяча учеников. Сейчас они должны быть в этих коридорах, смеяться, спорить, подначивать друг друга. Тяжелые двери удерживают все звуки – но мне нужно что-то, чтобы отвлечься от шума в голове.

Я возвращаюсь к дверям, падаю на колени, распрямляю еще две скрепки. Вставляю в замок одну, потом другую. Забываю обо всем остальном.