Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, помню. Она все время чихала и сопела, и глаза у нее постоянно слезились. Ужас, что было. В конце концов, я заставила ее сходить в больницу, и ей выписали лекарство. Название как-то на «аст» начиналось. Точно не помню.
— Астемизол?
— Да. По-моему, так. Только мама не брала те таблетки к бабушке домой. К тому времени сезон аллергии давно закончился, и лекарство ей не понадобилось бы. Я точно знаю. Она сама так сказала, а мама никогда не врет.
— Что она сделала с теми таблетками, которые не выпила?
Глядя Триш прямо в глаза, Кейт покачала головой. По ее лицу снова потекли слезы.
— Она не говорила, а я не спрашивала. Зачем я стала бы задавать ей такие вопросы?
— Конечно, я понимаю, — ответила Триш. — Куда поставить кастрюлю?
Кейт взяла кастрюлю, как следует вытерла ее и наклонилась, чтобы поставить в нижнее отделение буфета. Затем взяла черный пластиковый пакет с мусором и завязала его, прежде чем вынести наружу и выбросить.
Когда она вернулась в дом, Триш заметила:
— У тебя так здорово получается с домашними делами управляться. Большая практика, наверное. Ты часто для всей семьи готовила?
— Нет, совсем не часто. Только с тех пор как суд начался. Раньше все мама делала. Я стараюсь повторять за ней, но многого еще не умею. Готовить, например, и кое-что другое. С мусором-то все просто.
— Им тоже мама занималась?
— Конечно. Ну, иногда по выходным папа ей помогал.
— Понятно.
— Вы хотите знать, могу ли я поручиться, что она выбросила таблетки, правильно?
Триш кивнула.
— Я уже сказала, что точно не знаю. Правда не знаю. Мне бы очень хотелось рассказать вам что-нибудь полезное, но я не могу. Я столько времени голову ломала и все равно ничего не вспомнила.
Голос Кейт с каждым словом становился все выше, но потом она начала дышать медленнее, пытаясь взять себя в руки.
— Вот видите, вы такой путь проделали, и все напрасно.
— Совсем не напрасно, Кейт. Во-первых, меня угостили прекрасным обедом. Во-вторых, я еще сильнее уверилась в том, что твоя мама не совершала того преступления.
Кейт положила на стол ножи и полотенце, которым их вытирала, и обняла Триш. Глядя через плечо девочки, Триш увидела, что на кухню входит Адам с остальными детьми. Заметив Кейт, он удивился и одновременно забеспокоился. Триш постаралась успокоить его жестами, но, судя по всему, без особого успеха.
Позднее, оставив ребятню с Кейт, он отправился проводить Триш до автомобиля. По пути Адам со слезами на глазах рассказал, что понимает, сколько работы навалилось на бедную Кейт, ведь девочке приходится так много заниматься в школе и одновременно работать по дому и присматривать за малышами. Он помогал ей с теми предметами, в которых разбирался, сколько мог, сидел с детьми, делал все покупки, иногда готовил. И все равно для девочки ее возраста такая нагрузка чересчур велика.
— Может, вам стоит нанять кого-нибудь в помощь?
Адам прикусил губу и выглядел не столько пристыженным, сколько несчастным. Немного помолчав, он ответил, что нанимать прислугу ему не по карману.
— Первое время я надеялся, что нам поможет сестра Деб, но она отказалась. Взять в долг я тоже не могу. Под залог у меня нет ничего, кроме дома, а рисковать им я не имею права. Не хочу, чтобы дети остались на улице.
— Честно говоря, я тоже думала, что Корделия при подобных обстоятельствах обязательно поможет вам. Все-таки дети приходятся ей племянниками.
— Я понимаю. Мне совсем не хотелось бы что-то принимать от нее после того, как она обошлась с Деб в суде, да и когда они были подростками… Просто нам так нужна помощь, что ради детей я переборол бы себя. Только вот Корделия так ничего и не предложила. В конце концов я унизился до того, что сам попросил ее о помощи. Она отказала.
— Отказала? Несмотря на то что богата?
Адам кивнул.
— Единственное, что она предложила, это забрать Милли и воспитать ее как собственную дочь. Знаете, со всякими там нянями, гувернантками и частными школами.
Триш представила, как Деб отреагировала бы на идею об удочерении, и выразительно сощурилась.
— Да, понимаю, — сказал Адам, снова демонстрируя гораздо большую проницательность, чем предполагало его поведение на кухне, — с ее стороны было не очень-то красиво предложить такое. Деборе я ничего не стал говорить. Представляю, как она разозлилась бы. Может, Корделия и хотела как лучше, но…
По мере того как Адам пытался справиться с растущим негодованием, его голос садился, становился хриплым, наконец перешел в сухой кашель и прервался совсем.
— У вас есть какие-то предположения о том, что могло случиться с вашим тестем?
Адам потер ладонями сероватое морщинистое лицо, как будто умываясь.
— Нет.
Ответ прозвучал так устало и с такой безнадежностью, что Триш поверила ему сразу.
— Нет, — повторил Адам. — Я могу только предположить, что произошел какой-то несчастный случай. Правда, история с пакетом в мою версию не вписывается.
Он оперся на автомобиль Триш, поставив локоть на крышу, а другой рукой провел по волосам.
— Какой у вашей жены самый серьезный недостаток? — внезапно спросила Триш.
Адам вздрогнул и отшатнулся от автомобиля, будто тот сплошь покрывали бациллы сибирской язвы.
— Что вы имеете в виду?
Он явно разозлился, не решаясь, однако, посмотреть на Триш, и переводил взгляд из стороны в сторону, не в силах выбрать предмет, на котором можно остановиться.
— У нас у всех есть недостатки, Адам, — мягко сказала Триш, — и никто не знает их лучше, чем наши спутники жизни. Чтобы понять Дебору, мне надо узнать все ее минусы. Какая черта ее характера пришла вам в голову в тот момент, когда я задала вопрос?
— Резкость.
Какое-то мгновение Адам смотрел прямо на Триш, а затем отвел глаза и уставился на цветки петунии, разросшейся на клумбе рядом с подъездной дорожкой. Судя по неровным краям клумбы и нескольким беспорядочно воткнутым в нее палочкам, этот уголок сада мог принадлежать Милли. Адам наклонился поправить одну из покосившихся палок.
— А кроме резкости? — спросила Триш, не позволяя себе отвлекаться от темы. — Только не думайте, будто говорить о недостатках Деб — значит предавать ее. Чем полнее и искреннее будет ваш ответ, тем больше вероятность того, что я смогу ей помочь.
— Вспыльчивость.
Адам распрямился, и Триш увидела у него в руках алую петунию. Он обрывал лепесток за лепестком, роняя их на землю, точно капли крови, а сам смотрел куда-то поверх головы Триш, туда, где над неровными верхушками хвойных деревьев плыла розоватая дымка.