— С идеальной Корделией? Отлично. Я как раз хотела узнать о ней побольше. Как она вам показалась?

— Если честно, она бездушная корова, хотя и довольно красивая.

— Значит, она не из разряда уродливых сестриц?

— Совсем нет, но, на мой взгляд, имя Гонория подошло бы ей гораздо больше, чем Корделия. Думаю, именно она, а вовсе не их отец, была основной причиной того, что у Дебби вечно возникали какие-то проблемы с семьей.

Тут Триш вряд ли могла согласиться с Чейзом. В рассказах Деб ее отец выглядел совершенно невыносимым человеком, тогда как о старшей сестре она отзывалась на удивление беззлобно, несмотря на то что Корделия наговорила о ней в суде.

Триш предполагала, что даже имя старшей сестры нанесло Деборе серьезный вред. Сама Деб скорее всего этого не поняла, но Триш отлично знала, какое впечатление на судью, обвинителя и адвоката должна была произвести любящая дочь по имени Корделия. Им подсознательно хотелось верить, что она говорит правду.

— У меня такое чувство, что Корделия просто не поддалась вашим чарам, — сказала Триш, чтобы поддразнить Чейза и увидеть его реакцию.

— В какой-то степени вы правы. Разумеется, тогда у нее была масса ухажеров. В общем, она ранила меня в самое сердце.

Его смех звучал беззлобно и совершенно искренне. Последние крохи неприязни, которую Триш испытывала к Чейзу, исчезли. Ее не удивляло, что много лет назад Деб влюбилась в него. Собственный отец относился к ней с презрением, а тут она вдруг обнаружила, что способна привлечь внимание красивого мужчины, да к тому же преподавателя философии.

— А что насчет ее мужа? Вы когда-нибудь встречались?

— Раз или два. Мне он показался не самым приятным парнем. — В голосе Чейза послышались нотки горечи. — Хотя что еще я мог подумать? Он ведь отбил у меня Дебби.

Вот и молодчина, мысленно прокомментировала Триш.

— Насколько мне известно, он что-то вроде инженера. Они с Деб познакомились, когда он читал лекции на наших курсах повышения квалификации. Я бы сказал, malheureusement[9]для Дебби. В том смысле что инженеры у нас так мало зарабатывают. — Чейз снова рассмеялся. — Ей, бедняжке, приходилось нелегко. Не представляю, как можно растить четверых детей на те деньги, которые получает ее муж. Я плачу столько своей секретарше. Думаю, поэтому она и стала такой раздражительной.

«Ага», — подумала Триш, уловив в голосе собеседника оттенок злорадства. Выходит, ее первое впечатление от мистера Чейза было не таким уж несправедливым. Становилось понятно, почему Дебора предпочла его простому инженеру.

— Раздражительной? — переспросила Триш, приподняв брови.

— Да. На суде многие свидетели говорили о том, что она очень несдержанна на язык. В юности она никогда не сердилась и тем более не срывалась на грубость. Вы не хотите еще чего-нибудь выпить?

Чейз оттянул рукав безукоризненного пиджака и бросил взгляд на часы — золотой «Ролекс».

— Мне пора бежать, — объяснил он. — Тороплюсь на встречу с избирателями. У меня еще осталась минута-другая, так что, если хотите, могу заказать вам что-нибудь.

— Нет, спасибо. Прежде чем вы уйдете, хочу уточнить одну вещь. Как вы считаете, у Деборы был неудачный брак?

Чейз пожал плечами.

— А вы когда-нибудь встречали удачные браки?

Несмотря на всю свою циничность, Триш до сих пор верила, что два человека могут быть счастливы вместе, если приложат достаточно усилий и будут относиться друг к другу по-доброму. Она сказала Чейзу, что знает несколько семейных пар, которые можно смело назвать счастливыми.

— Боюсь, я не могу похвастаться тем же, — безрадостно ответил Чейз и встал из-за стола.

— Последний вопрос, — сказала Триш. — Как вы думаете, мог ли кто-нибудь намеренно убить старика так, чтобы бросить подозрение на Дебору?

Чейз помотал головой, а его волосы даже не колыхнулись. Триш постаралась, чтобы мысль о лаках и гелях для укладки не усилила ее предубеждение. Член парламента должен следить за тем, как он выглядит.

— Я согласен с Филом Редстоуном, — сказал он. — Скорее всего убила мать. Несчастная дошла до точки и хотела избавить мужа от страданий. В конце концов она сама в этом призналась.

— А как же ее немощность и признание насчет подушки?

— Тут все очень просто. Думаю, когда она рассказала полицейским, что задушила мужа, они сразу спросили: «Как? Подушкой?» Ну, а она взяла и согласилась. Сдается мне, она всегда со всеми соглашалась, — заметил Чейз с видом мудреца, терпимого к чужим недостаткам. — Вам все подтвердят — бедная Дебби в точности такая же. Она постоянно норовит согласиться с тем, что говорят другие, как бы трудно ей ни было.

Триш снова не поверила ему и догадалась, что Чейз все понял по выражению ее лица. Сейчас, когда она смотрела на него снизу вверх, он казался невероятно высоким. Триш прищурила глаза от яркого солнца, которое светило из-за спины Чейза, обрисовывая его элегантный силуэт.

— Боюсь, теперь мне действительно пора идти. Было очень приятно с вами познакомиться.

Триш, не вставая, улыбнулась ему и учтиво поблагодарила за вино и за информацию.

— Я начинаю верить, что у Дебби появился хоть какой-то шанс, — сказал Чейз. — Дайте мне знать, когда понадобится помощь.

— Обязательно. Спасибо вам большое.

Потягивая остатки коктейля — слабого и теплого, после того как растаял весь лед, — она обдумывала свой следующий шаг. С реки дул приятный ветерок, а Триш никогда не стеснялась сидеть в одиночестве в многолюдном месте и даже среди такой любопытной толпы, как здесь, на террасе перед палатой общин. Несколько посетителей то и дело поглядывали на нее, пытаясь убедиться, что Триш их узнала. Другие старались понять, не знаменитость ли она какая-нибудь. Триш отвечала на их неуверенные полуулыбки широкой ухмылкой и весело наблюдала за тем, как они отчаянно силятся вспомнить ее имя.

В конце концов ей стало скучно, и она направилась по южному берегу реки к тому месту, где оставила автомобиль, а затем поехала к дому Джорджа, в Фулем.[10]

В одиннадцать часов субботнего утра они сидели в саду, одетые в одинаковые темно-синие халаты из махровой ткани, и завтракали. Среди неприхотливых вечнозеленых растений виднелось несколько белых и розовых лилий, которые насыщали воздух своим пряным ароматом. Несколько поздних роз покачивались на кончиках тонких, покрытых шипами стеблей. Похожие на маргаритки цветы склонялись над суффолкской брусчаткой, которой Джордж вымостил лужайку, где когда-то рос кустарник.

От цветка к цветку с громким жужжанием перелетал упитанный шмель. В дальнем конце сада щебетала стайка воробьев. На брусчатке валялась россыпь пустых раковин, разбитых голодным дроздом, а от них к кружевным листьям хосты тянулись серебристые дорожки, показывая, откуда несчастные улитки приползли.