Она смеется.

— Никак. Ты сделаешь слепок его члена и будешь использовать его для своих еженедельных «О» по расписанию.

— Я тебя ненавижу.

— Я знаю, — она смеется. — Почему ты не приняла с ним душ?

Я пожимаю плечами, хотя она меня не видит.

— Кто-то позвонил в нашу комнату, и он ушел. Он сказал мне идти вперед, пока он о чем-то позаботится.

— Это объясняет, почему он не зашел к тебе, но не отвечает на мой вопрос.

Потому что, как бы я ни старалась быть напористой и целеустремленной, как моя сестра, это не всегда получается. Черт, да никогда, до сегодняшнего вечера. За последние несколько часов я сделала и сказала больше, чем за все мои короткие отношения.

Этот факт вселяет в меня надежду. Заставляет меня хотеть попробовать то, о чем я никогда не мечтала раньше. Но только для него.

Например, рассказать ему, о чем я промолчала в закусочной, тем вечером.

Мое сердце сжимается в груди. Две стороны меня, о существовании которых я даже не подозревала, играют в перетягивание каната. Жить так, как я жила, было довольством. Комфортно. Скучно. Сегодняшний вечер зажжет фитиль, о котором я давно забыла после того, как мы с Илаем разошлись в разные стороны. Но может быть... может быть, я могу попробовать. Для него это будет даже не работой, а чем-то веселым. Чем-то, чему можно радоваться.

Как будто моя близняшка слышит мои мысли, она прочищает горло.

— Послушай. Я бы никогда не стала оправдывать или поощрять тебя менять себя ради мужчины. Но если ты естественным образом узнаешь что-то новое о себе и наслаждаешься этим... что ж, может быть, это изменение не для него, а для тебя самой. И я полностью поддерживаю сексуальное освобождение.

Это вызывает горький смех.

— Мало того, что сексуальные действия на публике являются иронией для такого человека, как я, это еще и незаконно. Я не уверена, что это можно классифицировать как...

— Считай это легкой версией эксгибиционизма. Идея быть пойманной или подсмотренной, но на самом деле этого не случается. На самом деле это безумно сексуально.

Мои глаза расширились.

— Разве это так?

— Ага. — Она зевает, явно непораженная моим возможным сексуальным открытием. — Логично, что тебе это тоже понравится. Это не прямо на виду, а в тени. Если подумать, это довольно хорошее сочетание ваших личностей с Илаем.

Я проглатываю ее слова, заставляя себя переварить их вместе с другими мыслями, которые уже крутятся в моей голове. Возможность.

— О, эй, посмотрите, кого показывают по телевизору. Переключи на тридцать второй канал.

Голос сестры вырывает меня из моих глубоких мыслей. Я бросаю взгляд на тумбочку и беру пульт, включая телевизор и нажимая на кнопки, чтобы переключиться на тридцать второй.

На экране появляются серые глаза Илая, и у меня перехватывает дыхание. У него берет интервью женщина, вышедшая на лед, где вокруг нее катаются мужчины в тяжелой форме.

На его лице, легкая улыбка, та самая харизматичная, которая привлекает почти любого, а его мокрые волосы падают на лоб. Моя грудь вздымается от гордости и восхищения.

Мне всегда нравилось наблюдать за ним и болеть за него. Я не перестаю морщиться, когда он врезается в другого игрока или расстраивается после боя и вынужден сидеть в штрафном боксе. После этого наблюдать за ним будет сложнее. Осознание того, что он был у меня дважды и позволила ему ускользнуть от меня.

Тогда не позволяй.

При этой мысли мои зубы впиваются в нижнюю губу. Конечно, я могу сказать ему, что я чувствую, чего хочу. Но это не значит, что он хочет того же.

И тут корреспондент смеется и спрашивает, можно ли ей сделать с ним его фирменное движение. Я сначала смущаюсь, потому что наблюдаю за ним уже много лет и никогда не видела этого движения.

Илай вежливо улыбается, но по тому, что улыбка не доходит до его глаз, становится ясно, что он не хочет этого.

— Да, конечно.

Она поднимает указательный палец и слегка подталкивает его к нему, под углом вверх. У меня перехватывает дыхание, когда я наблюдаю, как рука Илая без перчатки, делает ответное движение, касаясь подушечкой пальца ее пальца.

Наверное, потому что я всегда видела, как он делает это в перчатке, поэтому не обращала внимание и не понимала, что это наше фирменное движение.

— Я перезвоню тебе, Элени.

— Или не надо, — шутит она. — Трахайся с этим мужчиной, пока не сможешь ходить.

Я выключаю телевизор и отключаю Элени, и одновременно с этим выключается вода в ванной. Мой желудок сжимается, когда я жду, когда он выйдет, и, к счастью, мне не приходится долго ждать.

Илай появляется на пороге, на нем все тот же отельный халат. Капельки воды прилипли к его волосам, вызывая странную щекотку желания в моей руке, откинуть их назад.

— Соскучилась?

Вопрос застает меня врасплох, и я не могу не улыбнуться.

— Конечно, мистер Бюллер.

Он улыбается моей отсылке, прежде чем сделать несколько широких шагов, чтобы сократить расстояние. Но вместо того, чтобы подойти к кровати, он направляется к окну, расположенному ближе всего к кровати. Его пальцы обхватывают край занавески.

— Открыть или закрыть?

Мой клитор пульсирует от невысказанного обещания, и на этот раз мне даже не нужно думать над ответом.

— Открой.

Он ухмыляется.

— Как пожелаешь.

— Я не помню, чья сейчас очередь, но я бы хотела свою очередь.

Он слегка наклоняет голову, возвращаясь ко мне. Он останавливается на краю кровати, затем наклоняется, осторожно разворачивает мои ноги и тащит меня к краю, чтобы встретить его.

Из меня вырывается задорный смех, и бабочки снова наполняют мой живот.

— Как насчет такого, — начинает он, берясь за края моего халата и медленно раздвигая их. — Ты задаешь мне все вопросы, которые тебе нравятся, пока я трахаю тебя своим языком.

****

Илай

Конечно, Миа всасывает свою нижнюю губу внутрь рта, прикусывая то, что я должен. Это действие заставляет мой уже твердеющий член дергаться.

Я заканчиваю разворачивать ее халат, медленно стягивая толстый покров, с одной стороны.

В отсутствие темноты снаружи я могу беспрепятственно рассмотреть все, что делает Мию такой чертовски восхитительной. От ее идеальных грудей, которые все еще носят отметины от моего укуса, до ее влажной киски,