В третий список внес агентов, к которым пока не было претензий по работе. И наконец, в четвертый, итоговый список попали лица, чаще других встречающиеся в первых двух списках и требующие к себе повышенного внимания и контроля.

Изнурительная работа заняла много времени. Забрезжил рассвет. Уставший, но удовлетворенный проделанной работой, я вышел в ограду «Мусомяки», чтобы подышать свежим воздухом, продолжая думать, насколько эффективно распорядился своим временем. Вспомнил легендарного революционера Робеспьера, лидера Французской революции. Он происходил из простой семьи. Учился в королевском коллеже Людовика Великого на королевскую стипендию. Встречал короля при появлении в коллеже стихами на латыни, тот благодарил Робеспьера, награждал его деньгами, ценными подарками за отличную учебу в коллеже. Однако это не помешало Робеспьеру, который выучился на деньги короля, изменить своему благодетелю, стать во главе революции и отрубить голову королю. Имя Робеспьера и по сей день вспоминают во Франции, одни – с омерзением и ненавистью, другие – с любовью. Куда бы я включил Робеспьера, в какой список? Он из простой семьи. Имел небольшой достаток. Вроде бы должен быть благодарен королю Людовику за заботу о нем в период учебы в коллеже, а он оказался революционером, возмутителем спокойствия, врагом короля. Серьезный вопрос я себе задал. Так куда все-таки я включил бы Робеспьера, в какой список, будь он нашим агентом?

Естественно, оправдывал я себя, итоговый список агентов, подозреваемых в предательстве, является чисто условным и о его существовании не должен знать никто, включая оперативных офицеров, которые вербовали агентуру. Они могут заявить протест, сказать, что я им не доверяю, несмотря на их профессионализм. Поэтому решил спрятать этот список подальше от любопытных глаз, в сейф.

Всего в итоговом списке оказались 12 человек.

«Если мне не изменили прежний мой опыт и интуиция, то Кай Юний Брут должен находиться в итоговом списке», – подумал я.

В ограде «Мусомяки» было свежо. Туман покрывал кусты роз серым ковром. Капли предрассветной росы, как драгоценные алмазы, сверкали на листьях. Было хорошо и уютно, но не было времени для отдыха.

Вернулся к себе в комнату. Взял отчет Собина с «Фарахом», стал читать: «У меня дети растут быстрее, чем стены моего дома, – сказал «Фарах», – нет денег на строительство дома. Стройка забуксовала, что делать, не знаю. Помогите мне, если можно, деньгами. Я их отработаю своим горбом, иначе быть беде!»

Я подумал, о какой беде говорит «Фарах», в отчете майор Собин ничего не пишет на этот счет. Стал читать отчет дальше: «Можно мне поехать на учебу в Узбекистан, спросил «Фарах», майор Собин промолчал, на вопрос не ответил». Не отчет, а галиматья.

Подошел к окну, размышляя о предстоящей работе в Кандагаре:

«В России у меня не было настоящего, поэтому я сражаюсь в Афганистане за свое будущее и за будущее России. Я был молод и не унывал, работал, когда, кажется, уже не было сил, тащил на себе груз афганской войны, тогда как правительство России саботировало поставки оружия, боеприпасов, продовольствия, ждало, что 40-я армия будет разбита, чтобы лишний раз ткнуть пальцем в мертвое тело русского солдата и сказать – он убит, потому что не умел воевать».

Перед моим окном уютно падали на землю тени от деревьев при свете луны. Пахло весной, свежестью. Травка пробивалась вверх, издавая радостные звуки, идущие от земли, созвучные со звуками нового дня.

В душе зрело недовольство работой майора Собина, продиктованное просчетами и невниманием к конкретному человеку, его нуждам, запросам. Фарах поверил в торжество народной власти, рисковал головой, добывая информацию, и такое невнимание к нему со стороны Собина преступно.

Решил поговорить с Собиным отдельно ото всех утром и указать на недостатки в работе, а также узнать, почему Фарах ставит подпись за полученные деньги от майора Собина «Амнези» и что это может означать?

Вспомнил, что герой Н. В. Гоголя тоже чудил, ставил подпись «Обмокни», но у Гоголя это литературный герой, ему все позволено, Фарах – агент разведгруппы, ему нельзя допускать разные вольности, а если он их допускает, то Собин должен знать, почему? Чем это вызвано?

Все же решил не дожидаться утра, поднял с постели майора Собина, спросил, почему «Фарах» ставит подпись «Амнези» и что это означает?

Собин тряс головой, не понимал, что происходит, и почему его будят среди ночи и спрашивают о какой-то подписи?

– Майор Собин, проснитесь! – говорил я ему. – Скажите мне, почему «Фарах» ставит подпись за полученные деньги – «Амнези» и что это значит?

– Не кричите, я не сплю, говорите тише, иначе нас могут подслушать! – Настала пора удивляться мне:

– А кто нас может подслушать? – спросил я.

– Как кто, враги! – сказал Собин, переходя на шепот. – Враги кругом, даже здесь. – Майор Собин повернулся на другой бок, и из-под подушки выкатилась порожняя бутылка из-под водки, упала на пол. Собин был пьян.

– Придет время – и жизнь отомстит тебе, Собин. Не человек, а оборотень, – только и нашелся что сказать.

– А Саротина нет в «Мусомяки»! – сказал шифровальщик Микаладзе, показывая на кровать майора. – Опять ушел ночевать к проститутке Саре в общежитие.

Кровать майора была заправлена одеялом, поверх одеяла лежала подушка, набитая шерстью барана. Чувствовалось, что Саротин этой ночью не ночевал в «Мусомяки».

– Да вы, командир, не переживайте, – чуть слышно сказал Микаладзе, – таких негодяев, как эти двое, не перевоспитаешь. Никакого здоровья не хватит. Они родились уже солитерами, таковыми были уже в утробе матери и теперь намерены жить за счет других, как мы с вами.

Я тяжело переживал, что в моем подчинении оказались такие невоспитанные офицеры, находящиеся не в ладах с дисциплиной и с совестью.

– Идемте, товарищ полковник, из этой комнаты, – сказал прапорщик Микаладзе, – она на вас плохо влияет.

Он взял меня под руку и повел в коридор.

– Что с них взять, – говорил Микаладзе, – они алкоголики. Пропили все, включая совесть. Оба не крестят лба. Никого не любят. Всех презирают и ненавидят. Им плохо в условиях войны, но они забыли, что и другим плохо. Будучи трезвыми, боятся собственной тени, а пьяные бравируют своей храбростью, готовы уничтожить все живое на афганской земле.

Микаладзе помолчал. Ткнул в спину спящего Собина, сказал:

– Теперь этот герой будет дрыхнуть до самого утра. С ним не о чем говорить, пока не проспится. А его коллега, майор Саротин, через час-другой припрется от своей Сары, напевая, как всегда, песню «Моя Сарочка, моя куколка», скажет вам, что из-за бессонницы гулял вокруг дачи. Саротину соврать – что ботинки описать, врет и не краснеет. Вам еще к этому типу людей придется привыкнуть, а я уже привык. Знаю их нутро. Не люди, а твари, каких мало на белом свете.

Микаладзе было около 40 лет, и с годами выделялось типичное грузинское выражение лица и добродушие ребенка не по возрасту.