Я взял у стремительно теряющего связность речи парня протянутый мне жезл убитого рогача. Парень дико робел и смущался магов, почему — мне было не ясно, и разбираться времени не было.

— Спасибо, Семёнов, — кивнул я, шагая против течения ледяного ручья. — Но ты уверен? Это твой трофей.

— Ну, дык энто… Мне с него никакого проку не будет, а вот вам, случись энто, драка большая али бой с тварями, она пригодится. Всем от того лишь польза будет, думаю.

Спорить я не стал, как и расстраивать парня. Молодой ещё совсем, лет пятнадцать, хоть и вымахал немалым увальнем. Эх, государевы вербовщики совсем совести не имеют — он же ребёнок ещё, а уже в эту жопу мира помирать отправили. Ладно б одарённым был, а так — он ведь простой паренёк. Ну да ладно, не до того сейчас.

Жезл был несомненно артефактом, и его было бы интересно изучить чисто в научных целях — магия здешнего мира была построена по тем же законом, что и моего предыдущего, а потому подавляющее большинство знаний у меня сходилось со здешними. Но вот артефакты тех, кто прибыл из Разлома, были иными, и действовали по неведомым мне пока принципам. В каждом из них была словно бы небольшая искорка той неведомой силы, что привела их сюда, и смешиваясь с маной этого мира, она позволяла творить им свою магию, но как именно — ещё только предстояло понять.

Да и на кой мне жезл? Говоря откровенно, я один был сильнее всего нашего взвода, вместе взятого. Собственно, только моё наличие в нем позволяло этим людям надеяться на выживание. Правда, понимал это лишь наш взводный, и то лишь отчасти — иначе б не ходил с настолько мрачной рожей.

Выбравшись на берег, мы отправились за Приходько. У воюющего в этих лесах два десятилетия мага было кое-что, чего не было у было у меня — знание местности и личные ухоронки на подобные случаи. Вот и сейчас он уверенно вёл нас к очередному своему тайнику, служащему заодно лёжкой.

— Слушай, а сколько у тебя вообще здесь укрытий? — поинтересовался я. — Мы каждый день останавливаемся на новом месте, и каждое — твой тайник. Когда ты всё это успел оборудовать и зачем?

— Я двадцать четыре года в этих краях, парень. Здравствуйте, старший лейтенант Приходько, сорок шесть лет, параноик, чудак и ценитель собственной шкуры, приятно познакомиться, — фыркнул он. — Знаешь, почему я единственный офицер, протянувший в этой дыре так долго? Потому, что я готов ко всему и всегда. Жизнь — дерьмо, и всё лучшее, что в ней было, уже позади. Осталось только грязь, кровь и неизбежная смерть в конце, но я упорный ублюдок, и подохнуть намерен как можно позже. Поэтому в этих лесах нет укромного уголка, который я не подготовил бы для себя на чёрный день.

— Признаться, в первую нашу встречу у меня возникло о тебе сугубо отрицательное впечатление. Я редко ошибаюсь в людях, но в твоём случае рад признать — я здорово просчитался, — признался я.

— И кем же ты меня посчитал?

— Унылым куском дерьма, спивающимся потихоньку и теряющим всякий человеческий облик, — не стал я врать. — Ну знаешь, из тех, кто озлобился на жизнь, ноет о том, что судьба обошла его при раздаче пряников и он весь такой несчастный, и единственный выход — это поиски дна у стакана с дешёвым пойлом.

— Тогда ты почти не ошибся, — хмыкнул он. — С той лишь разницей, что я очень упрямый и упорный сукин сын, так что с силой воли у меня порядок. А вообще — ты про слово субординация когда-нибудь слышал, парень? Я, вообще-то, здесь начальство!

— Как скажешь, отец-командир, — не стал я спорить.

Мне, откровенно говоря, нравился Приходько. Было в нём что-то такое, простое — без аристократических закидонов, лишних понтов и прочего. Простой солдат, волей судьбы наделённый магическим даром, что не отчаялся и не ушёл в прислугу дворянам, поспешив уволиться после отработанного контракта. Нет, он решил остаться в этой дыре и явно делал всё, что мог, что бы его подчинённые умирали как можно реже. Чем-то он был похож на Доронина — но если капитан был ближе к эдакому дворянину-армейцу, то этот воплощал простолюдина-вояку. Мрачный, хитрый, решительный, грубый и не отказывающий себе в удовольствии изредка заложить за воротник, он был неприятным собеседником, да — но зато он был из тех, с кем я бы рискнул сходить в разведку. Да что там — мы уже неделю таскаемся по этим лесам, истребляя тварей, и живы мы лишь благодаря Приходько. Я бы в одиночку, конечно, тоже выжил — но не с отрядом. Алексей Воронцов или другие офицеры, которых я видел в учебном полку, тут бы и трёх дней не продержались, несмотря на свои ранги.

Мы вышли к небольшой, отлично замаскированной землянке. И надо сказать, это было лучшее убежище, что у нас было за всё это время — отлично расположенное и прекрасно скрытое, с источником пресной воды в километре…

— А мы туда все влезем? — усомнился Кузьма Потапов, командир второго взвода и Ученик. — Или это тоже на день?

— Влезем, ещё как влезем, — заверил Приходько. — Это одна из моих главных ухоронок. Как раз на такие случаи — если всем взводом вот так же вынуждены будем околачиваться вне города. На пятый год службы мы во время одного всплеска вместе с ротой попали в такую передрягу. Капитан Савельев, царствие ему небесное, пусть и был добрым Мастером, но за два дня положил почти всех. И сам сгинул, но благодаря этому девять человек выжило, в том числе и я. С тех пор я стараюсь быть предусмотрительнее нашего старого капитана…

Внутри действительно оказалось достаточно просторно. Из небольшого помещения вёл туннель, что приводил, через десять метров, к помещению побольше, из которого шли ещё четыре прохода.

— Тут при желании и сотня человек укроется, — пояснил он. — У меня основная стихия — Земля. Ну и за это время я немало денег и сил потратил, что бы обучиться фортификации и строительной магии. Не хоромы, конечно, но жить можно, и тоннели не обвалятся. Здесь есть печки, кое-какая посуда, соль, шесть путей отступления — считайте, вам достались царские апартаменты!

— Печи