– А почему этого следовало ожидать? – с горящимиот любопытства глазами спросил Шмаков.

– Я тоже задала ей этот вопрос, а мама ответила: «Маня,тебе еще рано этим интересоваться».

– И все?

– Все. Мама, если не хочет ни за что не скажет. Мы сСашкой это долго обсуждали…

И решили, что, наверное, у нее компания плохая была.

– Компания? Какая компания?

– Ну, друзья там, знакомые всякие…

– А ты, случайно, не знаешь, ее уже похоронили?

– Случайно, знаю! Похоронили.

– Где? На каком кладбище?

– Ее не в Москве похоронили, а в Пскове. Она родом изПскова.

– Это плохо! – вырвалось у Шмакова. – ДоПскова нам не добраться.

– Зачем вам добираться до Пскова? – опешилаМаня. – Могилу раскапывать собрались?

– Ты что, спятила? – закричал Шмаков. – Дажене произноси такие ужасы!

– Понимаешь, Маня, у Лехи была одна идея, –предупреждая дальнейшие расспросы, сказал Гошка. – Но раз дела такобстоят, то и говорить об этом смысла не имеет…

А твоя мама сейчас в Москве?

– Нет. Она в Венгрии снимается, вернется только наследующей неделе.

– Тоже плохо!

– Наоборот, хорошо!

– Почему?

– Потому что из мамы слова лишнего не вытянешь, но язнаю одну тетку…

– Какую тетку? – насторожился Гошка.

– Она артистка, старая, всю жизнь играет в эпизодах,она тоже с ними снималась в том фильме.

– И что?

– А то, что она страшная болтушка, норовит всерассказать, что знает и чего не знает тоже.

– Но под каким предлогом мы к ней обратимся?

– Я знаю! – заявил вдруг Шмаков. – Говоришь,она всю жизнь в эпизодах снимается?

– Ну да.

– Значит, славы тетенька не добрала. И если ты, Маня,скажешь, что мы, допустим, ее фанаты…

– Глупости, какие фанаты? – сморщила носикМаня. – У таких актрис фанатов не бывает…

– А чего у них бывает? – поинтересовался Шмаков.

– Ну, вообще-то она довольно известная, в лицо еемногие узнают.

– Но как к ней подобраться-то? – спросил Гошка.

Маня задумалась.

– А может, рассказать ей всю правду, а? –предложила девочка по некотором размышлении. – Она мировая тетка.

– Какую правду ты собираешься ей рассказать? –удивился Гошка.

– Как «какую»? Обыкновенную! Скажем, что вы случайнооказались на Майорке, что вы хотите расследовать это дело…

– А она нас на смех не поднимет?

– Да ты что! Если хочешь знать, я ей рассказывала протебя, про нас… Ну, про ту историю, как мы старушку спасали…

– Она поверила?

– А как же иначе? Ей все можно рассказывать…

– Ну, Маня, тогда попробуй организовать нам встречу сней.

– Сейчас! – кивнула Маня и подошла к телефону.

«Во дает, – подумал Гошка. – Сказано – сделано!Молодчина Маня!»

– Ее дома нет, – огорченно сказала она. – Насъемках, наверно. Но вы не беспокойтесь, я ей дозвонюсь обязательно.

– Если она в Москве, – скептически произнесШмаков.

– Ну, я бы знала, если бы она куда-нибудь уехала. Онанас с Сашей опекает…

– Что-то летом я ее опеки не заметил… – проронил Гошка.

– А вот тогда ее и вправду в Москве не было, она вдеревню к сестре уезжала. Видел бы ты, сколько она нам варенья наварила в деревне!Непонятно, как и довезла! Ладно, с этим все ясно. Гошка, лучше расскажи проМайорку! Ты фотки делал?

– Конечно. Надо только отнести в проявку.

– Он на Майорке не только убийцу выслеживал, он, междупрочим, там папашку своего встретил, – доложил Шмаков.

– Как?

– Вот так!

– Гош, это правда?

– Правда.

– Ой, расскажи!

Пришлось Гошке еще раз рассказать о встрече с отцом.

– Здорово! Гошка, ты рад?

– Ну, рад, в общем…

– Гошка с папой повстречался, на виндсерфинге качался…– выпалила вдруг Маня.

– Чего-чего? Стихи, что ли, забацала? – удивилсяЛеха.

– С ней это бывает, – засмеялся Гошка. –Только на виндсерфинге не качаются.

Это ж не качели.

– Очень даже качаются. На волнах! Что я, виндсерфингане видела! – обиделась Маня.

– Ну, если на волнах… – сжалился над ней Гошка. –А дальше что?

– Дальше я еще не придумала. Сейчас-сейчас… кушал рыбу,пил компот…

– После пучило живот! – докончил строчку Шмаков.

– Вы сдурели, да? – возмутился Гошка.

– Я про живот ничего не говорила! Нет, не так. Гошка спапой повстречался, на волнах он с ним качался, оба радовались встрече…

– Представляешь, человече? – опять закончилстрочку Леха.

Гошка прыснул.

– Лешка, ты что? Чего лезешь…

– Не могу спокойно наблюдать муки творчества! Все тянетпомочь девочке, я же благородный испанский дон!

– Ты не дон, ты дурак! – твердо произнесла Маня.

– Ну вот! Если б я, между прочим, был не дон, я бы тебеза дурака вмазал, но мое донство мне не позволяет!

– Да, Леха, ты силен! – засмеялся Гошка. –Донство! А ты, Маня, заканчивай со стихами.

– Я не виновата, они сами из меня лезут… Шмаков, ты недон испанский, а обычный шкет болванский! Ой, честное слово, это само…

– Плохо, Малыгина, просто скверно! – подражаяучительнице литературы Инне Николаевне, проговорил Шмаков. – Шкетболванский! Бездарно!

– Все, Леха, хватит! – вмешался Гошка, заметивслезы в Маниных глазах.

– А я что? Я ничего, – ответил Шмаков. –Ладно, проехали, а ты мне вот что скажи. Вы того мужика, которому бабкипередали, сфотали?

– Как ты сказал? Сфотали? – взвилась Маня. –Так нельзя говорить!

– Ох, она меня достала! – заскрипел зубамиШмаков. – Без тебя знаю, как можно, а как нельзя.

– Незаметно что-то.

– Ой, да заткнись ты!

– Гошка, я все-таки твоя гостья, а он…

– Леха! Если ты все время будешь задираться, мыникакого дела не сделаем.