заключении о смерти от туберкулеза. Владельцем фотоателье стал его брат Вилли Оберейтер.

* * *

Личное дело

Лавров Роман Романович

В 1941 году сотрудник харьковского отделения НКГБ СССР. Лейтенант государственной безопасности.

Осенью 1941 года Роман Лавров внедрен в Абвер и стал инструктором в Абвершколе в городе Брайтенфурт.

Осенью 1943 года работал в Абверштелле-Ровно под началом майора Абвера Лайдеюсера.

С октября 1944-го года внедрен в состав УПА-Север, где работал до января 1944 года.

В мае 1944 года, под именем Вилли Оберейтера поселился в Варшаве.

* * *

Пан Тадеуш Бур представитель польского правительства в изгнании лично навестил Вилли Оберейтера. В последнее время он оказывал полякам из сопротивления многие услуги.

— Это вы, пан Тадеуш?

— Я, пан Оберейтер, если вам все еще угодно так себя называть.

— Ныне я именно Вильгельм Оберейтер, пан Тадеуш. Хотя и не это имя дали мне родители при рождении. Но тот человек давно «умер».

— Как вам будет угодно, пан Оберейтер. Я хотел лично поблагодарить вас за все оказанные услуги.

— Мне не нужно благодарности, пан Тадеуш. Я помогаю вам, потому что сочувствую вашей борьбе.

— Я уважаю вас, пан Оберейтер, несмотря на то, что вы совет. А от советов нам полякам ничего хорошего ждать не приходится. Им не нужна независимая Польша.

— Но именно советы разгромят немцев, пан Тадеуш и освободят Польшу.

— Освободят? — усмехнулся Бур. — Я готов отстаивать суверенные права Речи Посполитой. Пусть советы выгонят немцев, но не дадут они нам никакой свободы. И у нас есть одна возможность, чтобы не дать этому свершиться.

— Вы хотите сами изгнать немцев до подхода сюда Красной Армии, пан Тадеуш? Я давно это понял, когда выполнял ваши заказы.

— Вы умны, пан Оберейтер. И вы правы. Мы сами освободим основные районы столицы, до подхода сюда частей Красной Армии. И когда в Варшаву придут красные, они будет иметь дело уже с нашим правительством. Мы союзники Англии. Большевики не станут ссориться с союзниками.

— Эти планы совсем не тайна, пан Тадеуш. Там тоже сидят совсем не дураки. Но, как бы то ни было, я хотел бы быть с вами в час восстания.

— Всегда буду рад такому союзнику, пан Оберейтер. Но сейчас мне нужно от вас иное.

— Снова документы, пан Тадеуш?

— Вы стали большим мастером в этом деле, пан Оберейтер. И ваши документы гораздо лучше, чем сделанные нашим мастером. К тому же он делает их медленно из-за старости. Где вы учились этому?

— Не могу сказать, пан Тадеуш. И не из недоверия к вам. Я просто не имею права раскрывать эту информацию. Но немцы слишком часто меняют форму документов.

— Именно поэтому я у вас, пан Оберейтер. Наш человек в полиции предупредил, что группа Франека ныне не может действовать именно из-за старого образца документов. Их сменили всего четыре дня назад.

— У вас есть новый образец, пан Тадеуш?

— Вот он.

Поляк передал фотографу удостоверение внутренней полиции.

— И где вы это добыли, пан Тадеуш?

— Вчера мои парни завладели этой книжкой у одного предателя.

— Плохо, пан Тадеуш, что немцы будут знать, что удостоверение нового образца похищено.

— Нет, пан Оберейтер. Предателя упокоили тихо. Он часто заходил к молодке на одном хуторе. Погиб в результате случайного пожара. Как скоро вы сможет изготовить такие для группы Франека?

— Мне нужны материалы, пан Тадеуш.

— Они будут у вас уже сегодня, пан Оберейтер. Но время не терпит.

— Я сделаю все за неделю, пан Тадеуш…

* * *

Варшава.

Первый «выход» Марии Шульце.

Июнь, 1944 год.

Старший лейтенант НКГБ Костина прибыла в Варшаву как восточная немка Мария Шульце. Люди Нольмана быстро и без накладок переправили Марию на место. Её жених фотограф Вильгельм Оберейтер (в прошлом лейтенант госбезопасности Роман Лавров) получил крупное наследство, и потому невеста решила переехать к нему.

Костина привезла инструкции для Лаврова и приказ комиссара госбезопасности Нольмана о том, что группа отныне подчиняется агенту Марии Шульце.

Лавров спросил:

— Значит ты теперь за главную?

— Я возглавляю новую группу, которая станет работать в Берлине. Официально мы жених и невеста. Собираемся пожениться и отношения у нас серьезные.

— А я отныне богатый наследник?

— С наследством все чисто, — заверила она. — Твой дальний родственник Карл Оберейтер действительно умер. И кое-какие средства у него имелись. Что-то около 20 тысяч марок. Но Москва увеличила твой капитал до 400 тысяч.

— А если они проверят?

— Нет. Основной капитал Оберейтера заключался в коллекции драгоценностей. И точной суммы никто не знает. Так что все чисто.

— Но не кажется ли тебе, что сумма слишком значительна? Почти полмиллиона марок.

— Родственник Оберейтера сотрудничал с немцами. Скупал награбленное полицаями у населения, после картельных акций. Вот и оставил тебе большую кубышку. Драгоценности ты обратил в деньги и при переезде в Германию все концы будут похоронены.

— И мне приказано перебираться в Берлин? В Варшаве дело налажено. И я потратил на это время. И именно здесь я могу вскоре понадобиться. Я же сообщал Нольману о связях с поляками. Они затевают здесь в Варшаве большое дело.

— У нас приказ, герр Оберейтер. Мы с тобой жених и невеста. Решили воспользоваться возможностью и купить недвижимость в Германии. Благо цены сейчас стоят не такие высокие, как в 1940-ом.

— Фотосалон нужно будет продать?

— Да. И чем скорее, тем лучше.

— На это нужно время.

— Нольман приказал не торговаться. Отдавай за сколько предложат.

— Это сделать не так просто. Я связан с польским подпольем и делаю для них кое-какую работу. Салон должен достаться человеку, связанному с подпольем.

Костину этот заявление Лаврова удивило.

— Ты связан с поляками через фотосалон?

— Пришлось сделать это.

— Но тебе запрещено вступать в контакт с местным подпольем через эту точку.

— Связь с подпольем была одобрена «Общим Другом» два месяца назад.

— Это был только временный контакт, Лавров. На постоянную работу с поляками тебе никто не давал разрешения. И тем более «светить» фотосалон!

— Так получилось. И ребята они отличные.

— Что за работу ты для них делал?

— Ничего серьезного.

— А именно?

— Документы. И еще эстафета.

— Эстафета через фотосалон? Ты сошел с ума, Лавров?

— Я выполнял лишь мелкие поручения. А фотосалон немца место для этого идеальное. Отчего не помочь товарищам по оружию.

— Но комиссар госбезопасности 3-го ранга Нольман про это не знает.

— И что? Делу это не вредит.

— Лавров, ты ставишь под удар сеть в Варшаве.

— Я не связан с основной группой. Никого под удар не ставлю. Спокойно продам салон, и мы уедем в Берлин. Хотя на продажу потребуется