и мы воображаем, что жертвенность творит чудеса. Жертвуем ли мы собой? Приличия непреложны, и придет время и нам их соблюсти, и мы пожертвуем собой ради наших мертвых богов и трухлявых идолов, мы облекли этот акт такой важностью, что стоит нам пролить кровь за идею, она становится оправдана, независимо от ее содержания.

Идеал заступает на место инстинкта, и повальное стремление умирать, охватывающее рыб и насекомых, грызунов и жвачных, завоюет и нас с помощью идеала, призванного нас одурачить.

В тот самый миг, когда мы кажемся себе наиболее достойными и бескорыстными, когда мы страстно увлечены и мечтаем о бессмертии, тогда-то мы убиваем в себе человеческое и движемся по наклонной. Вот где таится истинный трагизм ситуации и величайшее падение, которое нас ждет со дня на день.

Нам не избежать видовых законов, а эти законы, в свою очередь, восходят к законам, регулирующим животные сообщества, и мы отыщем ключ к нашим поступкам в безднах под нашими ногами, а не над нашими головами. Идеал — это отблеск инстинкта и, по всей видимости, его антипод; сила его заключается в гнусности его происхождения, а также в удовольствии. которое мы испытываем, когда под благородными предлогами отдаемся своим порывам, мы просим у идеала приукрасить оргазм и скрыть следующий за ним упадок сил.

Человек из всего извлекает удовольствие, даже из собственной гибели.

Мы обречены, и те из нас, кто это знают, не имеют права голоса. А когда имели, предпочитали молчать. Что уж теперь проповедовать перед глухими, просвещать слепых? Разве уберечь их теперь от того движения, которое их уносит?

На нас надвигается ужасающее будущее, оно настигнет нас со дня на день, мы погрузимся в него, сами того не понимая, и нам останется только одно — в отчаянии умереть в мире, непригодном для жизни. Люди вечно сражались за владение землями, скоро они будут кромсать друг друга за доступ к воде. А когда закончится воздух, мы станем резать друг друзу глотки, чтобы иметь возможность дышать посреди руин.

Мы ждем от науки чудес, и скоро мы станем требовать от нее невозможного, но наши нужды ее превзошли, и никогда уже нам ее не хватит, нельзя требовать Рая на Земле, когда ее топчут несколько лишних миллиардов, неизбежным становится Ад и наука только способствует этому, когда пляшет под дудку наших полоумных пастырей. Будущее покажет, что единственными провидцами среди нас были Анархисты и Нигилисты.

Именно тогда, когда на рассвете этого века человек приблизился к чувству счастья, когда начал надеяться на будущее без болезней и голода, без каторги и террора, в этот самый момент случилось непоправимое и силы прошлого возвратились и восторжествовали как никогда прежде, несомые бесчисленными людскими потоками.

Хватило двух поколений для удвоения мирового населения, хватило трех — для утроения, в четвертом население увеличилось в семь раз, и наши религиозные и моральные лидеры, застигнутые врасплох, могли только заниматься демагогией и тянуть время, напуская тумана на наши истинные проблемы: и это преступление им не простится, ибо они останутся преступниками перед лицом будущего, они предпочли процветанию человечества собственное спокойствие, имея возможность просвещать народы и рассказывать им о духе наших орудий, они только прочнее утвердили народы во лжи и настолько позорно их обезоружили, что нет теперь бессилия под стать нашему.

Поэтому-то Анархисты и Нигилисты правы, когда их тошнит от якобы морального порядка, порядка хаоса под видом морали.

Нам нужно новое Откровение, которое провозгласило бы обветшалость тех, которые нам известны. Но известные нам Откровения никуда не исчезли, их мертвый груз в союзе с Фатумом обрушивается на нас, порядок и хаос образуют единство, которое нам не разрушить.

Анархисты и Нигилисты — последние разумные и чувствительные люди среди марширующих глухих и воинственных слепых, но в наш век недостаточно быть ни разумным, ни чувствительным, чтобы изменить что бы то ни было. Нужно заменить порядок другим порядком, а не беспорядком, мораль — другой моралью, а не аморальностью, веру — другой верой, а не пустотой, и мертвых богов — богами рождающимися.

Нам не нужны агитаторы, нам нужны пророки, нам нужны религиозные гении, которые бы соответствовали нашему веку и нашим творениям, ибо те, память о которых мы лелеем, все без исключения остались в прошлом. Они в прошлом, и все, кто на них ссылаются, их предают. Никакая традиция не защищает от будущего, ибо будущее беспрецедентно и у мира больше нет убежища.

Поскольку большинство людей еще не вылезли из пеленок, им нужно Откровение, и в их простейших будничных действиях им нужна помощь богов, которые наконец наставят их на путь бесплодия, раз плодовитость угрожает выживанию нашего вида: ни гражданским властям, ни университетам, забитым именитыми мыслителями, недоступен тот авторитет, который могут взвалить на себя боги.

Между тем. наши боги проповедуют то воздержание, то плодовитость, а нам не нужно ни то, ни другое, нам нужно, чтобы плоть имела право на причитающееся ей удовольствие и чтобы удовольствие было угодно не только людям, но и богам. Мы хотим, чтобы богов связывали с удовольствием и чтобы люди, получая удовольствие, верили, что таким образом отдают дань богам.

Нам нужно новое Откровение для нового Язычества, которое спасет мир, тот мир, который так называемые богооткровенные религии завели в лабиринт собственных парадоксов — и эти парадоксы невозможно больше терпеть, невозможно больше оправдывать, и невозможно больше отрицать их абсурдность. Не разврат разрушает мир, а плодовитость, долг — а не удовольствие.

Вместо того чтобы ждать, пока люди повзрослеют, а мы не знаем, решатся ли они на это когда-нибудь; вместо того чтобы пытаться открыть им глаза на неразрешимые проблемы и непостижимые парадоксы, которые не дано разрешить и постигнуть ни мудрецам, ни мыслителям; вместо того чтобы взывать к тому сознанию, которого у них нет; вместо того, чтобы взывать к доброй воле, которая есть фантазм; вместо того, чтобы взывать к чистосердечию, которое есть другой фантазм; вместо того, чтобы взывать к чистосердечию, которое есть только принятая галлюцинация; вместо того, чтобы надеяться на чудо (а к этому, в сущности, сводится всё обозначенное выше), нужно действовать так, как если бы всё вскоре погибло, нужно готовить себя к выживанию в условиях катастрофы, нужно думать о крупицах, которые останутся в непригодном для жизни мире, нужно осознать, что погибельные массы обречены и перестать учитывать их временное существование в своих размышлениях.

Мои слова могут казался бесчеловечными, но всё более бесчеловечным будет становиться наш век и нравоучениями этого не изменить, напрасно