В центре гостиной стоял огромный круглый стол, и как только с него снимали скатерть, мальчик знал, что последует. Стол был изготовлен без единого гвоздя, и гости собирались за ним для того, чтобы вызывать духов.

– Кого призовем сегодня вечером? – спросила, садясь за стол, госпожа Цикинджал. – Может быть, покойного доктора Исидора? Он мог бы мне помочь. Похоже, я столкнулась с нечистой силой. По утрам, как встану, все дверцы в доме открыты – и у буфета, где стоят стаканы, и у книжного шкафа моего отца, и у стенного шкафчика со сладостями…

– Со мной тоже кто-то похожие шутки шутит, – перебила ее госпожа Теса, – каждое утро вижу, что мои чулки узлом связаны. Боже, не оставь нас!

– Давно хочу узнать у Димитрия, были ли в его время женские масонские ложи, и присутствовал ли мой покойный муж на их собраниях, – добавила госпожа Элеонора Цикинджал, на что ее сын в своей комнате навострил уши, догадавшись, что этот «шпионаж после смерти» нацелен на его покойного отца.

– А разве членство в ложе не запрещает Димитрию распространяться о таких вещах? – поинтересовалась ясновельможная пани.

– Кто его знает? – равнодушно пробурчал самый старший из братьев Продромидис. – Скорее всего, после смерти они больше не обязаны хранить свои тайны…

– В таком случае, – подхватила госпожа Теса, – давайте посмотрим, доступен ли Димитрий сегодня вечером. Что скажете, не спросить ли нам у горшочка?

– Неплохое решение, – сказала госпожа Цикинджал, вытащила спрятанную за одной из картин рапиру, проверила, насколько она остра, и положила ее на круглый стол, а на крошечную плиту возле окна поставила глиняный горшочек с водой. Когда вода начала закипать, все насторожились, стало слышно, как горшочек сквозь бульканье воды повторяет какое-то слово.

– Вик! Вик! Вик! – слышалось из горшочка.

– Что это еще за Вик? – изумилась госпожа Теса и своими прекрасными глазами посмотрела на себя в зеркало.

– Такого мы не вызывали, – сказал один из любовников ясновельможной пани Сандомирской.

– Не надо так о именах, – укоризненно проговорила госпожа Теса. – Ведь имена – это нечто наподобие бутылок, в которых хранится эссенция того лица, которое их носит, они содержат в себе нечто вроде гомункулуса…

В этот момент за столом появился еще один стул, совершенно прозрачный, будто из стекла, и на нем постепенно начала сгущаться фигура сидящего мужчины. Сначала рукав, от которого странно пахло, потом целиком плотное зимнее пальто, хотя на дворе стояла весна. Это пальто выглядело гораздо умнее, чем тот, кто его носит. Рука что-то писала на столе.

– Кто вы? – спросила госпожа Цикинджал.

– Неужели вы меня не узнаете, матушка? Я ваш Вик.

– Но я не знаю никакого Вика!

– На вашем месте, госпожа Элеонора, я не пускал бы в дом незваных гостей, – возмутился самый младший из Продромидисов.

– Как вы сказали, кто вы такой? – повторила хозяйка.

– Я ваш сын Виктор!

– Господи боже мой, да что он такое несет? Моему Виктору только-только семь лет исполнилось, и он спит за этим окном у себя в комнате. А вы… вы обманщик, и я немедленно выведу вас на чистую воду!

С этими словами госпожа Цикинджал схватила рапиру и вонзила ее в грудь человеку, который назвался Виктором.

Все вскрикнули, но Вик улыбнулся как ни в чем не бывало, потому что лезвие прошло сквозь него, как сквозь ветер, и воткнулось в спинку соседнего стула, с которого как ошпаренный вскочил самый старший любовник ясновельможной пани Сандомирской.

– Я думаю, матушка, мы не совсем тот горшочек взяли! – сказал примирительно Виктор.

– Как это так? – подала голос насмерть перепуганная прекрасная госпожа Теса, а госпожа Цикинджал, все еще в изумлении, по привычке перекрестила рапирой то место на теле незнакомца, где должна была быть рана.

– Вы, похоже, действительно не с этого света? Можете ли вы нам все это объяснить? – спросила она.

– Могу, – ответил Вик, – и объяснение этому очень простое: это не вы призвали меня, а я вас. Дух вовсе не я, а вы. Поэтому-то вы и не смогли ничего сделать мне вашей рапирой, которой, кстати, давно уже нет в этой комнате, так же как и картины, за которой вы ее прятали.

– А откуда это вы нас призвали, молодой человек? – спросила госпожа Теса.

– О, это и мне было бы интересно узнать. Но как я могу знать, откуда появляются мертвые, когда их призывают? Должно быть, вам самим это лучше известно.

– Мертвые? Вы сказали о нас, что мы мертвые?

– Ну не я же мертвый! Вы, тетя Теса, умерли еще в 1898-м, через два года после смерти вашего мужа; вы, господин Продромидис, хотя и самый младший, умерли, простите мне это слово, раньше, чем ваш старший брат, и жив до сих пор только ваш средний брат, дядя Харис. Именно поэтому его здесь и нет… Кроме того, после якобы смерти ясновельможной пани Сандомирской он получил в наследство самое драгоценное из ее колец, то, которое умеет шептать. Он говорит, что ясновельможная подарила ему это кольцо на смертном одре, хотя я, пани, не верю, что вы действительно умерли. Это в моих воспоминаниях покрыто каким-то туманом… Простите, что мне приходится это формулировать, но вы оказались как-то ни там ни здесь…

– Какая наглость! – воскликнула ясновельможная пани. – Стоит ему раскрыть рот, как вылетает ложь! Неужели, Элеонора, ты позволишь так поступать с гостями твоего дома? Неслыханно! Ну раз так, то давай и я тебе кое-что скажу: ты погибнешь от огнестрельного оружия, причем дважды: один раз во сне мужчиной, а второй раз наяву – женщиной!

– Дорогая тетя Марина, но ведь это как раз и означает, что я еще не погиб, что я жив и именно поэтому смог вас призвать!

– И как же, исходя из ваших знаний и умения, можно призывать мертвых? – вмешалась в дискуссию госпожа Цикинджал.

– Должен сказать вам для успокоения вашей совести, – ответил Вик, – что с того света мертвых призвать нельзя. Хотя духи существуют вечно – и до рождения, и после смерти, – их можно призвать только из какого-нибудь конкретного дня и года, когда они были живы, а не из того времени, когда они еще не родились или уже мертвы. Так и я вас призвал. Сдается мне, что это ваш 1881 год, май месяц того года. То есть седьмой год моей жизни. Здесь же, у меня, совсем другой год, другой век, к тому же зима, поэтому я так и одет…

– Ну хватит, наигрались! – прервала его рассказ госпожа Цикинджал. – Если все именно так, как ты пытаешься нам представить, то что мы будем делать с настоящим Виктором, который спит здесь, в соседней комнате, в чем ты и сам можешь убедиться. Стоит только заглянуть в это окно.

– Нет надобности убеждать меня в этом, матушка, потому что я помню, как спал в маленькой комнате, когда вы призывали духов, и я расскажу вам, потому что я это прекрасно помню, что я делаю в этот момент там, в своей кровати, в мои семь лет. Я в кровати сейчас не сплю, а от страха грызу ногти у себя на ногах. Кроме того, я и сейчас, став взрослым, иногда по вечерам, в праздники или в воскресенье, мысленно прихожу в шкаф детской комнаты, чтобы через решетку бросить взгляд на себя, ребенка, который спит в своей постели…