Рассвет застал их спящими на узеньком диванчике, вцепившимися друг в друга мертвой хваткой, с переплетенными на общей подушке черными и цвета мокрой пшеницы кудрями, и липа так же в мольбе протягивала к ним на балкон свои руки, и птицы пели громко и радостно утреннюю песню – они ничего не слышали, они спали, утомленные плотской радостью, которой отдали сполна свои молодые тела и от которой спела ночью отдельную песню каждая Лесина тонкая рыбья косточка в умелых руках этого черноглазого парня. Не слышали, как заглянула на балкон вставшая утром Люда, как капризничала Дашенька, собираясь в детский сад, как повернулся тихо ключ в замке, когда Димка, позавтракав, ушел служить в морской порт на свою «Северную звезду», – не слышали ничего, они спали крепким здоровым сном грешников, не задумывающихся о том, что за украденные радости рано или поздно судьба выпишет отдельный счет. А как же? За все надо платить! А за удовольствия – в первую очередь, потому что ее, судьбу, искушать нельзя, особенно слабым замужним женщинам, у которых в жизни, в общем-то, все хорошо, все как у всех, и даже лучше…

Леся вздрогнула и проснулась от протяжного Сашиного не то стона, не то неясного сонного бормотания. Подняв голову с подушки, взглянула в его лицо, совсем по-детски искаженное привидевшимся кошмаром, провела ласково рукой по щеке. Он быстро открыл глаза, посмотрел на нее испуганно, словно не узнавая. Потом улыбнулся счастливо, потянулся, раскинув руки, и привлек к себе, потерся шершавой щекой о ее плечо.

– А здорово мы с тобой оторвались, Леська! Замечательно оторвались, правда? Можно сказать, душой и телом улетели в космос, и даже возвращаться оттуда не хочется! Ведь правда, Лесь?

– Правда… – тихим эхом откликнулась Леся, боясь пошевелиться, чтоб не отпугнуть от себя обнимающие ее сильные руки, эти губы, целующие ее в шею, эти бархатные глубокие глаза, в которые она, взглянув только один раз, упала и полетела как в черную пропасть, сладкую, дрожащую и затягивающую… И что там Веничка говорил ей про темную пропасть, про темное время души, в которое она может попасть со своим эгоизмом и легкомысленным отношением к жизни? Все ж наоборот получается, ошибся Веничка! Счастливая оказалась пропасть-то! Она снова и снова готова лететь в нее, сколько угодно лететь… Дурак ты, Веничка, дурак… Ворчун старый…

Потом она, напялив на себя старую Димкину футболку, варила на кухне кофе и несла на подносе на балкон дымящиеся чашки, боясь расплескать, и жарила яичницу, и снова варила кофе, и снова пропадала в Сашиных объятиях, задыхаясь от счастья, не замечая ни вмиг пролетевшего дня, ни палящего солнца, ни искрящегося вдали и зовущего к себе моря. Вечером пришли Люда с Дашенькой, и опять они сидели все вместе на кухне, пили пиво, курили, смеялись ни о чем, снова была ночь, и было утро, и снова первые лучи солнца застали их спящими на маленьком узком диванчике – двух вороватых счастливцев, изгнанных из мира и выброшенных судьбой на этот балкон обычной панельной девятиэтажки. Так прошел и второй их день, и третий, и четвертый…

* * *

«Вот интересно, сколько времени можно выбирать ранец? Уже сорок минут копаются…» – думал Лешик, наблюдая с улыбкой, как Таня с Лизой с серьезными уморительно-сосредоточенными лицами перебирают цветные веселые портфельчики. И тут же поймал себя на мысли: «А ведь мне все это ужасно, ужасно нравится, черт возьми… Нравится, как Лиза, нахмурив белесые бровки, что-то доказывает, выставив вперед маленькую ладошку, как старательно примеряет ранец на себя, как вертится с ним перед большим зеркалом, как серьезно и оценивающе осматривает ее со всех сторон Татьяна… И почему Леся не любит ходить по детским магазинам? Почему покупает Лизе все не глядя, примеряет как на маленький манекен, моментально раздражаясь от любого проявления дочкиных капризов. И Лицо у Лизуши при этом всегда такое… Жалкое, что ли… Забитое, туповато-равнодушное… Больно об этом думать, но ведь это так! Почему у Леси не развит материнский инстинкт, как у той же Тани, к примеру? Ведь это несправедливо, неправильно… У Тани своих детей нет, а инстинкта этого – хоть отбавляй…»

Он вдруг сам испугался этих мыслей и поспешил отогнать их прочь. Зачем они ему, в самом деле? Как бы там ни было, а Леся его жена и мать его дочери. Любимая жена, между прочим. И Лизу она тоже любит, просто не повзрослела еще до полноценного материнства. Да. Такое бывает с красивыми женщинами… К ним с возрастом материнство приходит, будто подменяет собой уходящую красоту. Да, Леся, она ж такая… Чистый ребенок, эгоистично требующий внимания и любви только к себе одной… Разве можно упрекать ее в этом?

– Пап, пап, смотри, какой мы купили! Смотри, какой красивый! Вот эта розовая полоска подойдет к моим бантам, а красная – к туфелькам! Здорово, правда? – запрыгала вокруг него счастливая Лизуша.

– Здорово… Отлично просто! – с трудом вынырнул из своих грустных мыслей Лешик, поправив очки привычным движением пальцев. – Красивый ранец, ага…

– Тетя Таня сказала, что он практичный! Там отделений всяких много! Вот, смотри!

Подошла Таня, и они вместе начали демонстрировать ему практичность выбранного ранца со всеми его отделениями. Он смотрел, улыбался, со всем соглашался.

– Теть Тань, а можно я прямо сейчас его надену? – спросила Лиза.

– Можно, конечно! – с улыбкой разрешила ей Таня. – И давай-ка еще сообразим, Лизок, что нам с тобой осталось купить?

– Да вроде бы ничего больше… – задумчиво пожала худыми плечиками Лиза.

– А! Вспомнила! Пойдем-ка коробочку для бутербродов присмотрим… Вдруг ты дома не успеешь позавтракать, придется бутерброды с собой брать! А у тебя для этого дела коробочка есть, хорошо же! Надо ведь все предусмотреть, так? Я в хозяйственном отделе видела такие специальные симпатичные коробочки… Сейчас купим…

– Ой, давайте уже уйдем отсюда побыстрее! – взмолился Лешик, уставший от шумной суеты школьного базара. – С ума тут можно сойти… Еще и коробочка какая-то им понадобилась… До первого сентября еще уйма времени, все успеем предусмотреть и все купить! И там уже мама приедет, Лизок… Чего мы на тетю Таню все хлопоты свалили? Неудобно же…

– Ой, ну что ты, Леш… – обиженно отстранилась Таня, обнимая Лизу за плечи. – Ты же знаешь, что мне только в радость… Я же Лизу как родную люблю… Я же с удовольствием вам помогаю, от всей души…

– Да я понимаю, Тань, что ты! Спасибо тебе, конечно…

– Ой, ладно, перестань! Если тебе надоело с нами в магазине торчать, иди, подожди нас в машине! Мы скоро! Как же мы уйдем, не завершив всех покупок?

– Пап, ну ты что! Мы же женщины! Ты не понимаешь, что ли? – решительно поддержала Таню Лиза, отчаянно округлив глаза. – Женщин нельзя торопить, когда они покупки делают!

Таня с Лешиком переглянулись и расхохотались от души. Глядя на них, рассмеялась звонким колокольчиком и Лиза – раскрасневшаяся, яркоглазая, счастливая…

– Ладно. Даю вам еще двадцать минут. А потом в кафе – обедать будем! Ага? Отпразднуем ваш славный поход по магазинам…

Сев в машину, он почти автоматически, в который раз за день, достал телефон, нашел в памяти Лесин номер, услышал привычное: «В настоящее время абонент выключил телефон, перезвоните, пожалуйста, позже…» Одна и та же фраза, одна и та же бьет и бьет по мозгам… Да что с ней, в конце концов? Знает ведь прекрасно, как он всегда волнуется, как звонит ей каждый час… Леська, Леська, кудрявая лупоглазая жена, когда ж ты научишься быть ответственной и серьезной?