— За поменьше, — согласилась крапивка. — Но это не моя заслуга. Просто я жила в таком мире, где в последние сто лет информационный поток все наращивал и наращивал плотность. Столько книг, фильмов, песен, роликов, событий. Информация со всех сторон, и мы привыкли плавать в ней постоянно, даже во сне. Знаешь, если бы не ты, я бы, наверное, через пару дней здесь чокнулась. Как рыбка без воды. Мозг слишком привык к нагрузке и без нее начинает задыхаться.

— Сами себе проблемы придумали, — хмыкнул я. 

— Да нет. — Оля рассмеялась и поболтала ногами. — Это не проблема. Никто ведь массово не переселяется в другие миры без интернета. Это просто я такая везучая и живучая.

Сказала — и словно легкое облачко набежало на ее лицо. Но крапивка почти сразу встрепенулась, прогоняя эту тень. 

— Ну тут еще посмотреть надо. Как по мне, переселиться в другой мир в тело вполне себе обеспеченной аристократки, наладить отношения с ядовитыми олеандрами и влюбить в себя самое могущественное существо этого тысячелетия совсем не назовешь невезучестью, — сказал я прямо, с абсолютно серьезным выражением лица.

— Меня устраивает. Особенно та часть, где «влюбить». Все прямо великолепно. Кроме отсутствия кровати и уединения. — Девушка развела руками в стороны, а потом окинула меня хищническим взглядом, провоцируя. 

— Бесстыдница, — уже привычно хмыкнул я, но в долгу не остался. Я ведь тоже могу многозначительно… смотреть.

— Тоже мне, новость. — Она облизнула губы и порывисто вздохнула, перебивая этим беззаботную легкость фразы. — Ладно… ты за рыбой, я за бамбуком? 

— М-м-м-м… дурацкая трава. — Мой стон был слышен, наверное, даже на горных вершинах, с которых мы сползли. — Я ее уже ненавижу. Но да, в полезности ей не откажешь. К ночи будет гроза, так что навес нам все же нужен. Займешься в первую очередь?

— Ага. Ты же отдашь мне всех мальчиков?

— Да забирай. Все равно они видели, как я сома на берег выкинул. Больше притворяться, что мне нужна помощь детей, нет необходимости. Только вот что… Осторожнее с Эйконом. Он после ночи кошмаров странно выглядит и смотрит на тебя голодным взглядом.

— Думаешь? — озадаченно переспросила девушка и начала вертеть головой, высматривая Ледяного Аконита в толпе слуг и олеандров.

— Нет, не нападет, конечно, — успокоил крапивку я. — И точно ни к чему не принудит, он буквально носом чует мою сущность, а потому инстинкты не дадут ему силой забрать мое. Но все равно стоит за ним присмотреть, просто чтобы не навредил себе.

— Он тоже рассада? — уточнила Оля.

— Нет, скорее ограда вокруг моей грядки. Или сторожевой… 

— Дракон? — Она лукаво прищурилась.

— И ты туда же, — всплеснул руками я. — Змей он с кошачьими ушами, в лучшем случае. И повадками. Я тебе зачем книжку писал? Можно сказать, хронологию с места событий рассказывал, собственными глазами увиденную. 

— Затем, чтобы мне было удобнее тебя поддразнивать? И требовать в ответ на это поцелуи? — И она просительно заморгала, надув губы.

— Женщины. Логика. За что мне все это?! — Еще бы я отказался лишний раз поцеловать это невероятное существо. Но возмущаться вслух мне никто не запрещал!

— За все хорошее. Я твоя награда! — оторвалась от моих губ и засмеялась невозможная девчонка, вовлекая меня в это действо. Почему рядом с ней я постоянно смеюсь? Я за сотни или даже тысячи лет так много не хихикал и практически всегда был серьезным… деревом. 

— Ты скорее мое наказание. Бессовестный маленький сорняк… — Я шутливо покачал головой, ссадил-таки ее со своих коленей, встал и пошел в сторону заводи. Сомов ловить. Помимо ловушки неплохо бы запастись рыбой еще и в дорогу.

Парочку сомов я поймал, хотя это заняло гораздо больше времени, чем в первый и второй раз. Новые рыбы просто еще не успели занять опустевшие коряги. А мои спутники под руководством крапивки и леди Ириссэ отстроили лагерь, хотя и без прежних излишеств. Обычный навес на старом месте, плетеные лежанки, заслон от ветра и та самая земляная печь. И шелка с шатров на этот раз использовали, чтобы устроить постели поуютнее и помягче. 

Омела по моим инструкциям варила основу для исцеляющего зелья, в которое пошли плоды половозрелого чесоточника. Если у нас завтра получится поймать Рух, то послезавтра Инермис встанет на ноги. А через три дня сможет нормально ходить на относительно большие расстояния. Все вроде бы налаживается, даже близнецы словно резко поумнели и внимательно прислушивались к тому, что говорят взрослые.

Вечер прошел на редкость благостно, под жаркое из замученного фонарником кабаньего папаши. А потом настала ночь…

Если бы я хотя бы смутно догадывался, что последствия не кончатся одним сеансом страшных снов, никогда не принес бы в лагерь кошмарник, даже ради воспитания детей!

Потому что очень страшно просыпаться и понимать, что рядом снова бьется в судорогах и задыхается от слез маленький крапивный росток, а ты ничего не можешь с этим поделать, не можешь даже разбудить. 

Ольга

Черт. Я думала, что страшный сон-воспоминание останется в прошлом вместе с дурацким кошмарным растением.

Не учла одного. Вчерашняя магия разбудила и вытащила на поверхность то, что я давно похоронила.

Олю. Не Наталью Владимировну и не Ортику. Именно Олю. А она ничего не забыла. Ни-че-го.

Столько лет я ею не была, даже вспомнить трудно. Сменила фамилию, сменила имя… только отчество оставила.

И днем, разговаривая с цветочком, занимаясь делами, утешая и воспитывая близнецов, нянча Ландыша, приободряя Рябину и присматривая за Эйконом, я думала, что справилась. Но нет. Нет.

Ночь пришла и принесла прошлое в охапке, постлала вместо простыни и укрыла тяжелым душным одеялом воспоминаний.

Ночь не хотела отпускать. Она собиралась вернуть себе то, что я когда-то у нее отняла. Свою жизнь, свою свободу. Свою память… Я забрала их у темноты и спрятала надежно. Как мне казалось.

Внезапно в моем сне, наполненном болью и отчаянием, появились ветви. Сначала тонкие, больше похожие на побеги плюща, они начали стремительно деревенеть и обрастать листвой, закрывая мне обзор на дымящуюся машину и пятна крови на обивке. А затем ветки и вовсе стали поднимать меня над землей, медленно, но верно укачивая, как младенца в колыбели. Из листвы сплелись пальцы, затем руки. И теплая ладонь погладила меня по щеке, успокаивая и избавляя от страхов. 

— Просыпайся, росточек. Ничего этого нет. Все прошло.

Глаза открывать не хотелось. Мягкие руки листвы качали меня и гладили, прогоняя туман ужаса, но тот цеплялся мутными отростками за любую неровность, за мои ресницы, губы, пальцы. Туман не хотел уходить и отпускать. Он плакал голосом сына и отчаянно кричал «держись, не забывай!» голосом мужа. Он причинял неимоверную боль и вместе с тем возвращал их мне хотя бы на миг.